Ба! Лиза! Етит твою мать! Какими судьбами? Где же ты была все эти годы? Ну а эту, на тот момент времени, уже хоть Матреной назови. Говорят ей, что она Лиза, значит, так оно и есть. Тем более что русский она прилично знает. А акцент и странность поведения Леон ничтоже сумняше-ся шишкой на затылке объяснил.— Это ей отморозок ногой приложил.— Да?— Мне тот, который с Кирочной, рассказал. Это в его доме было.— Ну вот.— Слушай, а чего это Леон твой заполошничал?— В смысле?— Ну она-то ладно, с ней все ясно. С нее спросу нет. А он: «Доченька! Не отдам!» И, главно дело, совершенно натурально рыдает.— Ну?— Что «ну»?— Что тебе не понятно?— Зачем?— Так ведь скучно же жить на свете, Петя…— В этом смысле?— Ну да, — пожал плечами Адашев-Гурский. — А что, нет?— Ну… с этим спорить трудно. Это мы понимать можем, — Волков въехал во двор и остановился возле парадной Адашева-Гурского.— Зайдешь? — повернулся к нему Александр.— Пошли. 40 Поднявшись пешком по лестнице на пятый этаж старого петербургского дома, Гур-ский, тяжело дыша, возился ключом в дверном замке.— Полная разруха, — вздохнул он, — лифт не работает, замок барахлит.— Поменяй замок, — пожал плечами Волков. — Разнеси к чертовой матери этот пункт во дворе, в который из твоего лифта ханыги всякие запчасти таскают. В чем проблема-то?— Даже уж и не знаю. Хлопотна— Тогда и не стони. Пребывай в христианском смирении. А то ты хочешь и ничего не делать, и чтобы все было. Так не бывает.— Да иди ты. Ты, прямо как Ванька Чежин становишься, тот последнее время совсем с ума сошел. Всех жить учит. Спасу от него нет никакого.— Да?— Звонил как-то мне тут… ну… часов, наверное, в восемь утра. Или даже раньше.— Что сказал?— Да ничего. Пора вставать, говорит.— И все?— И все. — Гурский отпер, наконец, замок и открыл дверь. — Проходи.Волков вошел в переднюю, поставил черную спортивную сумку на тумбочку под зеркалом, снял с себя куртку и повесил на вешалку.Александр вошел следом, запер дверь и тоже стал раздеваться.— Господи, — вздохнул он, — хорошо-то как! Наконец-то дома. Сейчас разденусь догола, залезу под душ, потом надену халат и идет оно все-о… Лежать буду. Лежать и лениться в свое удовольствие.— Ну вот, — Волков зашел на кухню. — А по стакану? Праздник же.— Вообще-то надо бы, — согласился Александр. — Но… что-то обморок меня этот мой неожиданный пугает. А? Как думаешь?— Да ладно… — Волков открыл холодильник и скользнул скептическим взглядом по пустым полкам. — А чем разговляться-то? Что ж ты не позаботился?— А когда мне было? Я же в четверг еще из дома вышел на минуточку и… будьте любезны, нате вам. И вообще, ты же не постился, чего тебе разговляться, какая тебе Пасха? Ты же ее не чувствуешь.— Не скажи. Во-первых, благословляются все, и постившиеся, и не постившиеся. А во-вторых… знаешь, что-то все-таки есть такое… ну вот особенно в эти дни, самые последние, пятницу, субботу… как будто, и правда, бесовня разная уж и вовсе безо всякого присмотра гуляла. А сегодня вдруг все закончилось. Ну есть такое ощущение, серьезно. Правду говорю. Давай-ка я в магазин схожу, а ты тут пока…— Ключ возьми, там, на тумбочке. Я под душ полезу.— Хорошо.— Петр надел куртку и вышел из квартиры.— Петя!— Чего? — Волков, вернувшись из магазина, запер за собой дверь и заглянул в комнату.Адашев-Гурский стоял в халате возле секретера и недоуменно смотрел в выдвинутый ящик потайного отделения.— Петь, а меня обнесли…— негромко сказал он и пригладил влажные волосы.— Как это? — Петр поставил на тумбочку в передней принесенные из магазина пластиковые пакеты и вошел в комнату.— Как… а вот так, — кивнул Александр на пустой ящик. — Я же чувствую, что кто-то здесь был… И ключ в замке вдруг заедает. Петь, как же это, а?— Ну… — вздохнул Волков. — Не жил богато, не хер и начинать. Что еще тут скажешь?— Я же сразу почувствовал, что здесь кто-то был.— А как? — осмотрелся вокруг Петр. — Все вроде как и всегда. В меру аккуратный бардак.— И ничего подобного. Это тебе так кажется. А обычно все на своих местах. Так, как мне нужно. А вот сейчас как раз и нет. Что же, я не вижу, что ли? Вот ведь… Ну лежали у тебя, и пусть бы и лежали. На фига, спрашивается, ты мне их принес? Специально, чтобы спиздили?— Именно, — кивнул, усмехнувшись, Петр.— Да ну тебя. — Гурский присел на корточки, задвинул ящик, который, встав на свое место, мягко щелкнул потайным механизмом, распрямился и прошел мимо Волкова к двери. — Лыбится он тут еще.— А ты никому про тайник этот свой не рассказывал?— Нет, — буркнул, обернувшись, Адашев-Гурский. — Я его вообще никогда и никому не показывал. Только тебе. А ты сам-то никому не брякнул? И ключи мои у тебя пропали, а потом, ты говоришь, опять нашлись… А?— Да брось ты. Еще скажи, что это я тебя обнес.— С тебя станется… — Гурский вышел из комнаты.— Сань!— Пошел в задницу.— Са-ань… — Волков, захватив с тумбочки пакеты, вошел вслед за ним на кухню.— Ну что?— Да не расстраивайся ты. Все цело.— Ты забрал?— Ну… можно и так сказать.— И что за игры? С материальными ценностями?— Да тут… видишь ли, такая история… Давай наливай пока.— Не буду я пить спиртного.— Да ладно, не бойся.— Ну поня-атно… Я сдохну, а тебе все и достанется. И делиться ни с кем не надо, да? Ты же ждешь не дождешься, когда я лыжи сдвину, я же вижу, — Гурский доставал из пакетов и раскладывал на столе принесенную Волковым еду. — У тебя же глаза завидуйте, руки загребущие… Небось хочешь, чтобы я и квартиру свою на тебя отписал, да? Не дожде-отесь… никогда не дождетесь вы этого от меня, гражданин Гадю-кин! Не буду я пить.— Сань, это… не опасайся ты, короче, водку пить. Все у тебя в порядке со здоровьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62