Вы не должны позволять себе отдыхать, погружаясь в мечты или
впадая в меланхолию. Все, что наносит ушибы, толкает, жжет, царапает,
скоблит, колет или натирает кожу, может стать причиной вашего увечья,
уродства или даже смерти. А мысли о том образе жизни, который вам
недоступен, могут привести вас к отчаянию и самоубийству. Я много раз был
тому свидетелем.
Пульс Кавинанта учащался, и простыни, мокрые от пота, липли к телу.
Голос его ночного видения не изменился - он не мог пытаться напугать его,
его страх не доставлял ему радости - но теперь слова стали черны как
ненависть, а за ними простиралась огромная кровоточащая рана пустоты.
- Это подводит нас ко второй проблеме. На первый взгляд она не так уж
сложна, но впоследствии вы убедитесь в том, что она может быть для вас
разрушительной. Восприятие человеком окружающего мира основано большей
частью на чувстве осязания; фактически, вся система взаимоотношения людей
с окружающим миром построена на осязании. Люди могут не поверить своим
глазам или ушам, но когда они к чему-то прикасаются, то знают, что это
реально. И не случайно мы описываем свои глубочайшие проявления эмоций с
помощью терминов чувства прикосновения. Грустные истории трогают нас за
душу. Неприятные ситуации раздражают или ранят нас. Это неизбежный
результат того, что мы являемся биологическими организмами. Вы должны
бороться за то, чтобы для себя изменить эту ориентацию. Вы разумные
существа - у каждого из вас есть мозг. Пользуйтесь. Пользуйтесь им, чтобы
распознать опасность. Пользуйтесь, чтобы научить себя оставаться в живых.
Потом он проснулся, один в своей постели, облитый потом, с широко
раскрытыми глазами, губы напряжены от готовых прорваться сквозь сжатые
зубы рыданий. И так повторялось ночь за ночью, неделя за неделей. День за
днем он вынужден был доводить себя до бешенства, чтобы найти силы покинуть
бесполезное убежище своей палаты.
Однако его главное решение оставалось неизменным. Он познакомился с
пациентами, уже несколько раз проходившими курс лечения в лепрозории, -
пойманными рецидивистами, которые не в состоянии были выполнить главное
условие своего мучения - условие держаться за жизнь без всякой мысли о
компенсации нынешних неудобств комфортом в будущем, которая и придавала
жизни ценность. Их циклическая деградация и доказала Кавинанту, что его
ночные видения содержали в себе основу для выживания. Ночь за ночью они
колотили его о жестокий и непоправимый закон проказы; удар за ударом они
показывали ему, что полное подчинение этому закону было его единственной
защитой от нагноения, разъедающей прелости кожи и слепоты. В течение
пятого и шестого месяцев лечения в лепрозории он практиковался в ВНК и
других упражнениях с маниакальным усердием. Глядя на пустые антисептичные
стены своей палаты, он словно бы старался загипнотизировать себя с их
помощью. Привычка отсчитывать часы между приемами лекарств постепенно
стала подсознательной. Если же он допускал ошибку или хоть немного нарушал
свой защитный ритм - беспощадному самобичеванию потом не было конца.
На седьмой месяц врачи пришли к мнению, что его усердие - это не
временная проходящая фаза. Они имели все основания полагать, что прогресс
его болезни остановился. И отправили его домой.
Возвращаясь поздно вечером к себе домой на Небесную Ферму, Томас
думал, что готов ко всему. Он приучил себя спокойно относиться к
отсутствию каких бы то ни было вестей от Джоан и к испуганному шараханью
бывших своих друзей и знакомых - хотя эти обиды все еще причиняли ему
боль, вызывая время от времени головокружительные приступы ярости и
отвращения к самому себе. Оставшиеся в доме вещи Джоан и Роджера и
опустевшая конюшня, где Джоан держала прежде своих лошадей, терзали его
измученное сердце, словно едкая кислота, - но он уже подчинил себя задаче
сопротивляться таким раздражителям.
Тем не менее ко всему он все-таки не был готов. Очередной шок
оказался ему не по силам. После того, как он дважды и даже трижды
проверил, действительно ли Джоан ничего не писала, и после разговора по
телефону с юристом, который наводил для него справки, - смущение и
волнение этого человека, казалось, можно было почувствовать даже через
соединяющие их телефонные провода, - Томас отправился в свою
хижину-кабинет, стоящую среди леса, и занялся чтением написанного им
начала второго романа.
Явное скудоумие собственного сочинения ошеломило его. Назвать эти
каракули смехотворно-наивными было бы для них еще комплиментом. Он едва
мог поверить, что эта высокомерная чушь написана им самим.
Той же ночью он перечитал свой первый роман, бестселлер. Затем,
оперируя руками с величайшей осторожностью, он разжег огонь в камине и
бросил туда как новый манускрипт, так и напечатанный роман.
"Огонь! - думал он. - Очищение. Если мне не суждено больше написать
ни строчки, то по крайней мере я избавлю свою жизнь от этой лжи.
Воображение? Как я мог быть настолько самоуверенным?!"
И, глядя, как листки превращаются в серый пепел, он вместе с ними
сжигал и свои мечты о дальнейшей писательской деятельности. Впервые он
ощутил, насколько верны были наставления врачей; ему надлежало подавить в
себе все воображение. Он не мог позволить себе развивать воображение -
способность, с помощью которой он мог представить себе Джоан, радость,
здоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28