страждущие во множестве
стекались в Шрусбери, дабы обратиться к валлийской святой с
мольбой о помощи и исцелении. В нынешнем году шрусберийские
братья решили повторить завершающий этап достославного
путешествия святой и, как и четыре года назад, торжественно
перенести раку с ее мощами из часовни в церковь, а затем
допустить к алтарю всех, кто явился в аббатство с молитвами и
дарами. Слава Святой Уинифред каждый год привлекала немало
паломников, ну а уж нынче их следовало ждать в несметном
количестве.
- Можно подумать, - промолвил Хью, оглядывая цветочные
клумбы, на которых весенняя свежесть красок уже готова была
смениться ярким великолепием лета, - что вы собираетесь ее
венчать.
Садик Кадфаэля окружала живая изгородь из кустов
боярышника, усыпанных белоснежными цветами, и орешника, на
которых покачивались серебристые сережки. из травы выглядывали
анемоны, поднимали плотные, тугие головки ирисы. Даже розы,
судя по набухшим бутонам, вот-вот должны были распуститься, а
круглые коробочки пионов, полные пахучих семян, которые брат
Кадфаэль использовал при приготовлении целебных снадобий, а
повар аббата брат Петр - в качестве пряной приправы, чуть не
лопались.
- Пожалуй, ты не так уж далек от истины, - сказал
Кадфаэль, с довольным видом созерцавший плоды своих трудов. -
Hо венчание это знаменует союз возвышенный и целомудренный, ибо
блаженная дева хранила невинность до самой своей смерти.
- А что, после смерти ты ей суженого сыскал да и свадебку
сыграл? - мимоходом пошутил Хью, желая отвлечься от тягостных
размышлений о государственных делах.
Здесь, в благоухающем саду, хотелось думать лишь о покое,
дружбе, любви, жизни и плодородии. Хью не ожидал, что слова его
останутся без ответа, однако монах молчал, и молодой человек
почуял, что за этим молчанием что-то кроется. Он навострил уши,
украдкой повернул голову и устремил на друга пристальный
взгляд. И в этот момент монах то ли по рассеянности, то ли с
умыслом обронил:
- Свадьбу не свадьбу, а суженого, можно сказать, что и
сыскал. Доброго человека и преданного ее защитника. Он заслужил
награду, выпавшую на его долю.
Хью с любопытством поднял брови и через плечо кинул взгляд
на монастырскую церковь, где, как известно, в запечатанной раке
на алтаре покоилась пресловутая святая. Рака эта, богата
изукрашенная, с виду была не слишком велика, хотя вполне могла
служить достаточно просторным вместилищем для хрупкого скелета
валлийской святой - народ в Уэльсе не особо рослый.
- Похоже, для двоих места там маловато, - лукаво заметил
Хью.
- Так ведь что она, что он - вовсе не великаны, да к
тому же и лежат не здесь. А уж там, куда мы их положили, места
предостаточно, - промолвил монах. От него не укрылось, что Хью
заинтригован и не успокоится, пока не разгадает эту загадку.
- По-твоему, выходит, - в недоумении спросил Берингар,
- что в этом разукрашенном гробу, выставленном на всеобщее
обозрение, никакой святой нет и в помине?
- Hе знаю, что и сказать, приятель. Хотелось бы мне,
чтобы она одновременно пребывала в двух местах. Простому
смертному такое, конечно, не под силу, ну а для святой - кто
знает? Три дня и три ночи она действительно провела там - уж
это-то я доподлинно знаю. Hе исключено, что она оставила внутри
толику своей святости - хотя бы в благодарность за то, что мы
вернули ее в родные края, туда, где, как я искренне верю и
всегда буду верить, она желала остаться. Hо при всем при том,
- добавил Кадфаэль, покачав головой, - меня все же гложет
сомнение. А что, если я неверно истолковал ее волю?
- Тогда тебе остается надеяться лишь на исповедь и
покаяние, - беспечно промолвил Хью.
- Дождусь, когда брат Марк станет священником!
Молодой брат Марк, служивший в последнее время в
богадельне Святого Жиля, покинул родную обитель и уехал в
духовную школу епископа Личфильда. Денег, пожертвованных
Леориком Аспли, должно было хватить молодому монаху на то,
чтобы оплатить учение и хотя бы в отдаленном будущем добиться
исполнения заветной мечты - удостоиться священнического сана,
к каковому Марк, несомненно, был предназначен самим Всевышним.
- Ему-то я и собираюсь поведать кое-какие свои грехи, -
признался Кадфаэль, - хотя, может, я ошибаюсь и греха в тех
делах никакого нет. Марк целых три года был моей правой рукой,
я вложил в него частицу своей души, и он знает меня лучше, чем
кто-либо другой. Hу если не считать тебя, - промолвил монах с
лукавой невинностью во взоре, - Марку я открою всю правду -
пусть судит. От него я готов принять любую епитимью. Ты, Хью, и
сам умеешь судить по справедливости, но грехи отпускать не
властен.
- Да и епитимью налагать тоже, - весело рассмеялся Хью,
- может, так оно и лучше. Откройся-ка мне, старина: и душу
облегчишь, и обойдешься без церковного покаяния.
Предложение молодого друга, как ни странно, показалось
монаху вполне приемлемым и даже заманчивым.
- Ладно, - согласился он, - так и быть, но имей в виду
- это история длинная, так что наберись терпения.
- Hу и рассказывай ее не спеша - мне ведь торопиться
некуда. Все дела на сегодня я уже переделал, а терпения мне не
занимать. Я не прочь послушать историю, которая наверняка
окажется занятной. Да и у тебя еще полно времени до вечерни. К
тому же, - Хью напустил на себя шутливую важность - впору
священнику, - ты сделаешь благое дело, доверившись
представителю мирской власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12