– Довольно! Клянусь милостями Лады, я не хочу ссоры меж вами. Я готова вернуться в Смоленск. Наверное, – вздохнула она, – Гуннар прав. Отец всегда говорил, что он мудр и на него можно положиться.
Вроде бы княжна передала чужие слова, но на душе у варяга потеплело. Следуя за поникшей Светорадой, он не переставал думать о том, как бы вернуть ей веселое настроение.
– Рада, – окликнул он ее уменьшительным именем, каким называли княжну домашние, – Рада пресветлая, не кручинься, что не по твоей воле вышло. Если захочешь, мы выедем к водам Днепра, тут недалече. По реке идут струги и насады, ты сможешь окликнуть гребцов с берега, а там, если желаешь, и новости узнать.
Княжна оглянулась, и Гуннар с замиранием сердца заметил, что ее лицо осветилось улыбкой. И такой красивой она ему показалась! Среди темной хвои еще ярче золотились ее пышные, слегка растрепавшиеся волосы, свободными волнами ниспадавшие на малиновый бархат. Их удерживал нарядный, прошитый жемчугом обруч, и под ним темные брови княжны смотрелись особенно красиво. А как сверкали в улыбке белые зубки княжны, как ало горели уста.
– Выведешь к Днепру, Гуннар, я отцу тебя расхвалю, – лукаво глянула из-под длинных ресниц Светорада.
Ближе к реке ели стояли плотной стеной. Но прямо над водой по обрывистому берегу вела хорошо проторенная тропа, достаточно широкая, чтобы всадники могли продвигаться гуськом. Впереди ехала княжна, и ее заметили на первом же корабле, возникшем из-за поворота Днепра. Гребцы загалдели, указывая на всадницу, подобную яркому видению на фоне темной стены деревьев, окликнули, желая доброго дня. Она же помахала им рукой, спросила, откуда они плывут. Днепр в этом месте еще не набрал своей мощи, переговариваться с проплывавшими было нетрудно, вот ей и отвечали, не переставая грести: мол, возвращаемся с торгов в Новгород. А были у самого Корсуня иноземного, пушнину возили, мед да янтарь и теперь плывем Днепром-Славутичем назад, хотим к волокам успеть до наступления ночи.
– Не успеют, – уверенно сказал Ипатий, ехавший сразу за княжной. – Я ходил в Новоград, помню этот путь. Да и солнце уже склоняется к западу, так что пусть поторопятся, если не хотят увязнуть в болотистых низинах у волоков.
И крикнул корабелам что-то по-гречески. На корабле засуетились, потом ответили на том же языке. Светорада оглянулась.
– То, что ты сказал, я поняла: о дромонах из Царьграда спрашивал. А вот что ответили?
– Ты и впрямь уже неплохо знаешь греческий, княжна. А не поняла потому, что исковеркали стройную византийскую речь корабельщики. Но вроде поведали, что, когда они отбыли, быстроходные дромоны из Константинополя еще не достигли Херсонеса.
– Ох, и загостился же ты у нас, спфарий, – на довольно неплохом греческом ответила княжна и укоризненно покачала головой. – Небось, дела важные на полуденные берега уже кличут?
– Верно говоришь, княжна, но только от тебя это зависит, сколько я еще пробуду в Смоленске.
Взгляд Светорады через плечо мог означать все, что угодно – и обещание, и иронию. Но это было как раз в ее манере – озадачивать поклонников.
Вскоре впереди, на подступах к Смоленску, стали появляться срубы сторожевых вышек. Службу здесь несли воины князя, следившие за порядком на этом участке реки. Ну, а там где дружинники, уже не боязно селиться и простому люду. По пути им то и дело попадались хижины рыбаков, у берегов покачивались их лодочки, на причалах у реки сидели ребятишки с удочками.
Подъезжая к бревенчатой вышке, Светорада вновь придержала лошадь, оглядываясь на реку. Там, за поворотом Днепра, явственно раздавались звуки била, слышался скрип уключин. Привстав на стременах, девушка вглядывалась, пока не воскликнула:
– Оглянись-ка, Гуннар. Никак варяги плывут.
Она не ошиблась. На водах Днепра показался быстроходный варяжский корабль – драккар. Развевался на легком ветру полосатый парус, вспенивали воду гребцы – по двенадцать весел на каждом борту, а на переднем высоком штевне красовалась выкрашенная в красный цвет оскаленная резная голова с выточенными острыми, как у волка, ушами.
Гуннар поначалу только взглянул. Драккар под полосатым парусом на Днепре не диво: под самим Смоленском в Гнездово живет немало его соотечественников, да и нынешней весной достаточно новых варягов прибыло с Севера. Но уже в следующий момент Гуннар резко натянул поводья – глаза его неожиданно расширились.
– «Красный Волк»!.. – почти выдохнул он и машинально схватился за амулет бога Тора на груди.
Вот уже шестнадцать лет Гуннар жил в Смоленске, но не забыл лучший корабль своего отца Кари Неспокойного. Кари только два лета прослужил ярлом у князя Эгиля, а потом его настигла стрела ушкуйника на волоках. Убийца не осмелился выйти с мечом на Кари, а пронзил его стрелой навылет, спрятавшись среди зарослей. Верные хирдманны Кари, после того как Эгиль отомстил за их предводителя, пожелали вернуться на родину. Гуннару тогда было тринадцать, и по обычаю северян он уже год как был отдан Эгилю на воспитание. Потому-то хирдманны и уплыли без него, хотя и обещали однажды вернуться. И вот… Хмурый варяг не ошибся – он узнал корабль отца!
Гуннар ударил своего медлительного коня пятками и, обогнав Светораду и гостей, подъехал к вышке над рекой, велев дозорным подать знак драккару пришвартоваться. Стражи повиновались, узнав воспитанника князя, загудели в рог. Гуннар же, спешившись, вышел на бревенчатый причал, спокойный и невозмутимый, исподлобья наблюдая, как замерли с одной стороны драккара весла, как «Красный Волк» разворачивается носом к берегу, а гребцы о чем-то переговариваются, поглядывая из-за развешенных по бортам щитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26