– В начале прошлой зимы на берегах фьорда была эпидемия гнилой болезни. От нее умер Асгрим, умерли и все трое его сыновей. Усадьба осталась без хозяина, и Торунн правила сама. Но тут Бера, дочка Асгрима, к тому времени уже вышедшая замуж за соседнего бондера, неожиданно предъявила права на усадьбу отца. Они с мужем решили, что пришла пора взять правление в Раудхольме в свои руки. Дело едва не дошло до вооруженного столкновения, ибо Торунн не из тех, кто легко отдает нажитое. Однако в ту пору был созван тинг, на котором рассмотрели и вопрос о наследстве твоего отца. Было принято такое решение: если в Раудхольм до следующего праздника Йоля не явится сын старшего из братьев, то есть ты, усадьба и все прилегающие к ней земли перейдут к Бере и ее мужу. Так что тебе решать…
– Сейчас вы продолжите свой путь к Смоленску, – прервал Хравна Гуннар, с неожиданной силой сжав локоть кормчему. – Там вы станете среди судов в гавани и будете ждать моего решения. Я же… – Он оглянулся на Светораду. – Пока мне следует проводить княжну и гостей. А потом я переговорю с князем Эгилем Золото!
Последние слова он почти выкрикнул, так что Светорада и ее спутники оглянулись, дивясь, отчего это так шумит обычно сдержанный варяг. А он уже шел к ним.
– Едем, княжна. Едем немедленно! И даже если все лешие и водяные сойдутся на нашем пути, они не помешают мне увидеться с князем до наступления сумерек и потребовать от него того, что я должен получить по праву!
Он почти вскинул Светораду в седло, но на какой-то миг задержался, пристально поглядев на нее. Княжна, несколько озадаченная, тоже не могла отвести от Гуннара глаз. Она видела, как непривычно ярко блестят глаза варяга, как странно изменилось его лицо, как растянулись в улыбке губы, обнажив крупные зубы… С неожиданным удивлением княжна вдруг поняла, что видит улыбку Гуннара едва ли не впервые в жизни. И отчего-то ей стало не по себе, ибо в этой улыбке было что-то смутно напомнившее ей оскал зверя…
К Смоленску они подъезжали, когда закат уже окрасил небо багряными красками. Алым отблеском светилась река, золотисто-рыжими казались ели на ее берегах. У причалов рядами стояли многочисленные струги с резными головами диковинных зверей на высоких штевнях. Кораблей было множество, разной величины и постройки; они были пришвартованы не только у города, но и вдоль берега реки. Весной начиналось время судоходства, корабелы спешили в путь, купцы готовили суда, и над низинными ремесленными посадами стлался дым от котлов смолильщиков, стучали топоры, разлеталась светлая стружка.
В нижнем посаде у реки и вечером не стихала кипучая жизнь. Сновали носильщики, по рядам лоточников важно прохаживались торговые гости, оглядывая товар. По сходням на пристани тащили пузатые мешки, тянули за рога жалобно блеявших баранов, катили бочонки. Светорада хотела было задержаться здесь, однако Гуннар торопил и был так настойчив, что она не решилась перечить ему.
В вечернем воздухе над городом носился дымок от многочисленных бань, затопленных смолянами после трудового дня. Мощенные деревянными плахами улочки плавно поднимались вверх, вдоль заборов усадеб то там, то тут росли ряды стройных березок – для красоты. Только перед самим кремлевским детинцем было открытое пространство, чтобы с заборолов можно было увидеть подъезжающих.
Миновав крутой подъем к детинцу, княжна со спутниками въехали под мощной башней в ворота. Подковы лошадей гулко простучали по бревнам прохода, а затем процокали по мощенному плитами двору внутренней крепости. Здесь располагались дружинные избы и хозяйственные постройки, а вперед уходил прямой как стрела проезд, вдоль которого росли старые высокие ели, стоявшие здесь еще со времен основания города, и они красиво тянулись ввысь, придавая даже скученным постройкам детинца своеобразную красоту. За ними уже виднелся терем князя.
У теремного крыльца Светорада, не дожидаясь дежурного гридня, легко соскочила с лошади.
– Гуннар, подожди!
Но всегда предупредительный варяг только глянул через плечо.
– В другое время, княжна. Сейчас мне надо видеть Эгиля.
Не только Светораде, но и ее спутникам было ясно, что Гуннар на что-то решился. И они догадывались, о чем тот поведет речь. Служилый воевода князя, теперь, когда прибыли его люди с Севера, вмиг мог стать влиятельным ярлом и не преминет напомнить об уговоре князя с Кари. Потому и хазарский царевич, и именитый грек поспешили за варягом.
В тереме Эгиля гридница начиналась прямо от широкого входа. Она уходила вперед, а вверху, под двускатной крышей, на тяжелых цепях висели кованые круги, в которых горели расположенные по окружности светильники, озаряя это богатое обширное помещение. Гридница была такой широкой, что вдоль нее, поддерживая кровлю, стояли два ряда деревянных столбов, густо выкрашенных охрой и покрытых резными узорами в виде трав и цветов. Причем резьба была так богато украшена позолотой, что сияла и при вечернем освещении. Именно поэтому она носила название Золотой Гридницы князя Эгиля.
Сам князь восседал на небольшом возвышении в конце залы, там, где на торцевой стене висел привезенный из Византии яркий ковер, изображавший глазастое солнце с расходящимися лучами. Князь расположился в резном кресле, подле него на легком кожаном стуле сидел худой длинноволосый юноша, а рядом стоял крепкий чернобородый купец в бобровой шапке и в крытом богатым сукном охабене. Похоже, все трое были заняты важной беседой, купец что-то негромко говорил, даже руками разводил, поясняя, князь Эгиль иногда кивал согласно, юноша же только слушал, хотя князь и поглядывал на него, словно ожидая совета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26