Хотя сейчас он трезв как стеклышко, так что вряд ли виной наезда была его разогретая выпитым бренди кровь. Граф поморщился. Как он мог потерять над собой контроль и позволить Марчфилду спровоцировать себя?! Но теперь дело сделано. Бесполезно после драки махать кулаками, как любил говорить его старый грум Фейдер.
И не тратя больше времени, он вскочил на козлы и погнал коней галопом в Уэсткотт-Парк.
Прошло всего несколько минут, и он уже поворачивал упряжку на длинную и широкую подъездную аллею и мчался между рядами величественных дубов, охраняющих дом его предков, словно часовые во тьме. Впереди замелькали огни в доме. Его ждали, как он и распорядился, хотя он не думал, что вернется так поздно.
Карета миновала высокую каменную арку и выехала на обширную круглую площадку, залитую ярким светом факелов.
Перед ним величественно поднимались стены Уэсткотт-Парка. Древний, изъеденный непогодой камень слабо мерцал при свете факелов, вызывая в памяти образ легендарного замка Камелот. Это был не замок в буквальном смысле, а просто большой, красивый господский дом в классическом стиле, с тщательно подстриженной лужайкой перед ним и усадьбой, в которую входили озеро, лабиринт и сады, служившие предметом гордости всей округи. Граф едва удостоил взглядом свой дом. Коринфские колонны, поднимавшиеся вверх до третьего этажа, витражи в окнах, изящно расходившиеся северное и южное крылья, яркие лужайки и пышные сады – все это производило впечатление на гостей и соседей, ему же было так знакомо, как собственный любимый костюм для верховой езды, поношенный, удобный и прочный. Даже старый дворецкий Дарджесс, спешивший к парадному входу приветствовать своего хозяина, казался ему обыкновенным, а ведь дед Филипа держал слугу специально для того, чтобы производить впечатление. Дарджесс был самым величественным из всех дворецких и нисколько не уступал в представительности самому графу. За свои двадцать восемь лет Филип ни разу не видел дворецкого улыбающимся.
– Дарджесс, – небрежно произнес граф, спрыгивая на землю и распахивая дверцу, – будьте добры, пошлите немедленно за доктором Гривзом. И мне понадобится миссис Уайет.
Выцветшие синие глаза дворецкого широко раскрылись, а брови поползли вверх при виде хозяина, выносящего на руках из обитой шелком кареты бесчувственную особу женского пола в порванной, грязной одежде. Дарджесс считал, что его давно уже ничто не может поразить, но, очевидно, это было не так, потому что сейчас по спине у него пробежало нечто вроде дрожи, когда он увидел, что прекрасный вечерний сюртук хозяина испачкан грязью, а к всегда безупречно чистым башмакам графа прилипла солома.
– Сэр… не могу ли я помочь… – еле выговорил он, потеряв на несколько секунд дар речи.
Граф прошагал мимо него, даже не удостоив взглядом.
– Полагаю, что у меня достаточно сил, чтобы самому отнести эту молодую женщину наверх, Дарджесс. А, миссис Уайет. – Он обращался к миниатюрной женщине в ночном чепце, с седеющими каштановыми волосами и острым подбородком. – Мне понадобится ваша помощь наверху. Полагаю, мой брат и свояченица уже прибыли?
– Нет, сэр. От них нет никаких вестей. – Пожилая экономка, не веря собственным глазам, уставилась на необычную ношу графа. – Сэр, могу ли я взять на себя смелость спросить…
– Пострадавшая крестьянка. Я сбил ее на дороге. Дарджесс, доктора, быстро. – Граф не обращал внимания на пораженных слуг. Он пронес девушку через огромный холл и быстро взбежал вверх по изогнутой лестнице орехового дерева и свернул налево, не оглядываясь, идет ли за ним миссис Уайет – впрочем, ее тяжелое дыхание за его спиной подсказывало ему, что идет, – и широкими шагами направился к двери в комнату.
Голубую комнату всегда держали наготове для гостей. Собственно говоря, в тот самый день ее с особой тщательностью приготовили для брата графа и его жены, но графа это не остановило. В конце концов, Джеймсу и Шарлотте можно предложить любую другую комнату в доме.
С бесстрастным лицом он ждал, пока миссис Уайет поспешно откидывала элегантное расшитое шелковое покрывало и поправляла французское постельное белье. Трудно определить, как она выглядит под всей этой грязью и синяками и похожими на водоросли волосами, падающими на лицо, но граф готов был поставить тысячу фунтов на то, что у нее куриные мозги. Девушка, неподвижно лежавшая у него на руках, вдруг застонала, и граф увидел, как затрепетали ее ресницы, но она не очнулась. Черт бы ее побрал! Какого дьявола ее занесло на дорогу?
В душе миссис Уайет все это время шла напряженная борьба, и в конце концов она не смогла удержаться и, когда граф направился к постели, спросила:
– Ваше сиятельство, вы ведь не собираетесь положить это грязное существо на эту изящную кровать? – Она не в силах была вынести, чтобы подобное безобразие нарушило красоту, которой славился Уэсткотт-Парк. – Осмелюсь заметить, ваше сиятельство, – продолжала экономка с упреком, словно он все еще оставался тем маленьким упрямым мальчишкой, который упорно покровительствовал всем бездомным и раненым животным, какие только ему попадались, – будет лучше, если Дарджесс или один из лакеев отнесут эту особу в комнату для слуг. Просто нелепо пачкать тонкое белье…
– Поднимите эту подушку повыше, миссис Уайет, – приказал граф, словно она и не говорила ничего.
Миссис Уайет застонала про себя. Ей был знаком этот упрямый взгляд его сиятельства. Ему было безразлично мнение других людей, он и не думал о приличиях… точно так же, еще будучи сумасбродным черноволосым юношей, он игнорировал ее мольбы держать всех этих своих ужасных зверей в конюшне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120