– Абсолютно ничего.
Он погасил лампу и вышел из комнаты, его тело терзали муки страсти. Иногда дьявольски трудно быть джентльменом.
Глава 13
Когда Йен украл – единственный раз в жизни, ему было пять лет. За два дня до Рождества он съел весь сливовый пудинг, приготовленный кухаркой, из-за чего у него четыре дня болел живот и месяц он провел в заточении в детской. Когда ему было двенадцать, его застали на ферме, где он целовался с Мэри Уэлтон, и он узнал, как тяжела рука его отца и как болезненны удары кнута. Еще конечно, были неприятности в Кембридже с Тесс. У Йена ушел почти год усердных занятий на то, чтобы сдать экзамены, которые он провалил, и три года – чтобы успокоить разбитое сердце.
Эти и другие подобные события послужили Йену хорошим уроком. Какую бы глупость он ни совершал, он за нее расплачивался.
Он вспомнил об этом еще раз на следующее утро, после того как они с Лючией распивали бренди. Когда он проснулся, ему прямо в глаза ударил столб света, пробившегося между задернутых занавесей, и вызвал невыносимую боль, разрывавшую его голову. Теперь он расплачивался. Сполна.
Йен застонал и повернулся на бок, с проклятиями, достойными портсмутского матроса. Голова раскалывалась, желудок словно налился свинцом, и его не покидала уверенность, что ночью кто-то засунул ему в рот кусок ваты. Решив, что провести день в постели – неплохая идея, Йен снова заснул.
Спустя какое-то время его разбудил звон чайной посуды. Осторожно приоткрыв один глаз, он увидел стоявшего у ночного столика Харпера, который наливал ему чай. Размешав сахар в чашке, слуга подошел к окну. Прежде чем затуманенный мозг Йена смог понять его намерение, Харпер совершил немыслимое. Он раздвинул шторы.
– Черт побери, да закрой ты эти чертовы шторы! – спасаясь от света, Йен спрятал голову под подушку.
– Сегодня вам немного нездоровится, сэр?
Йен чувствовал, что умирает. В ответ он что-то проворчал под подушкой.
Харпер, казалось, принял это за подтверждение.
– Мисс Лючия сказала, что, возможно, вы почувствуете себя неважно сегодня утром, но она бы хотела повидать вас, как только вы будете в силах спуститься вниз. Это очень важно, сказала она.
– Если только не началась война между Болгери и Англией, – проворчал он, – ничто не может быть настолько важным.
Он подумал о прошлом вечере, о том, как основательно он набрался. Лючия выпила намного больше, и если ему так худо, то она должна находиться в плачевном состоянии. Эта мысль несколько ободрила его.
Ей, должно быть, плохо, черт ее побери. Он с удивительной ясностью вспомнил, как она мучила его своей вызывающей улыбкой и задравшейся ночной рубашкой, как она сидела, рассказывая ему обо всех своих поцелуях, как будто он был, черт побери, ее духовником. Он вспоминал, как она выглядела, лежа на постели, полуодетая и соблазнительная, с обнажившимися ногами. Он думал о том, как он совершил благородный поступок и ушел. Это чуть не убило его. Он надеялся, что в это утро она чувствовала себя отвратительно. Так ей и надо.
Честно признаться, увидеть Лючию страдающей от последствий алкоголя было такой привлекательной идеей, что Йен решил ради этого встать с постели. Он набрал и грудь воздуха, отбросил подушку и откинул одеяла. Медленно, осторожно поднялся.
С помощью Харпера ему удалось побриться и одеться. Спустившись вниз, он нашел Лючию в столовой. Они сидела там одна и завтракала. Когда он вошел, она, в ярко желтом платье, сияющая и улыбающаяся, подняла на него глаза. Она выглядела слишком бодрой и оживленной для человека, который, по справедливости, должен был страдать не меньше, чем он.
Он сел по другую сторону стола.
– А где сегодня все?
– Изабель наверху с гувернанткой, делает уроки. Грейс в гостиной с герцогиней Тремор, а Дилан только что уехал и «Ковент-Гарден» на прослушивание певцов для его новой оперы.
Йен кивнул. Забыв о педантичном соблюдении приличий, чем отличался всю жизнь, он положил локоть на стол и потер усталые глаза. Когда он поднял голову, он увидел, что она наблюдает за ним.
Она уже не улыбалась, а пристально, с серьезным выражением лица, смотрела на него.
– Вы должны что-нибудь съесть, – предложила она, подталкивая к нему тарелку и жестом подзывая лакея. – Вам станет легче.
Он почувствовал запах тоста с маслом и тотчас же отшатнулся от стола. Одна мысль о еде вызывала у него отвращение.
– О чем вам понадобилось поговорить со мной? – коротко спросил он.
Она не успела ответить, как лакей поставил перед ним тарелку. Йен закрыл глаза и с трудом сглотнул.
– Джарвис, – произнес он очень тихо, – если ты немедленно не уберешь эту тарелку с проклятыми почками с глаз долой, я убью тебя.
Джарвис поспешил унести тарелку.
– Поразительно. – Лючия покачала головой. – Вы пили меньше меня, а я себя прекрасно чувствую.
То, что явно это было так, не улучшило его настроения. Он даже испытал к ней неприязнь и враждебно взглянул на нее.
Нисколько не смущенная, она смотрела на него, сжав губы, словно сдерживая улыбку. Затем произнесла:
– Дилан сказал мне, что вы никогда не умели много пить и всегда на следующий день чувствовали себя отвратительно. Думаю, он прав.
– Вы рассказали Дилану о вчерашнем вечере?
– Нет. Сегодня утром он заметил пустые бутылки и сделал вывод, что вы пустились в разгул. Кажется, его это обеспокоило. Он сказал, это совсем на вас не похоже.
– Не похоже. – Йен закрыл глаза. – Я схожу с ума. В этом все дело. Должно быть, я лишаюсь рассудка.
Лючия словно не слышала его заявления о безумии.
– Ваш брат спросил у меня, не случилось ли чего-нибудь с вами, но я его заверила, что ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84