Когда я впервые приехала сюда, мне не понравилась Грейс, но это было из-за папы. Я хотела, чтобы мы были только вдвоем, и я ревновала к ней. Но потом я начала думать, что не так уж плохо иметь мать, такую, как Грейс. Так и случилось. Она очень строгая, но я не обижаюсь.
– Моя мама совсем не строгая. Девочка задумалась.
– А ваша мама хорошая куртизанка?
Лючия ахнула и чуть не рассмеялась, настолько неожиданным был вопрос.
– Я не знаю, – наконец ответила она. – А почему ты об этом спрашиваешь?
– Потому что, если она хорошая куртизанка, вы получите очень дорогой подарок.
Лючия не могла сдержать улыбки.
– Это правда.
– Я надеюсь, ваш подарок скоро привезут. И тогда мы сможем пойти в кондитерскую?
– Si. Мы купим шоколад и поедем в Гайд-парк и будем запускать змеев.
– Отлично! – Изабель с искренним восторгом утвердила этот план, но ему не привелось осуществиться. Стемнело, а Лючия все еще не получила от матери подарка на день рождения.
Вечером Йен чувствовал себя намного лучше. Он спал почти весь день, пробудившись среди дня лишь для того, чтобы проглотить стакан ужасной бурды, приготовленной Диланом. Около пяти часов он проснулся почти со свежей головой. Он принял ванну, еще раз побрился и приоделся к вечеру. Затем поехал в клуб, где с тремя джентльменами сыграл несколько партий в вист, к счастью, мужчины не были знакомы с Лючией. Таким образом ему удалось избежать печальных холостяков, которые могли бы поделиться с ним своими переживаниями. Ибо вмешательство в игру в вист было вершиной дурного тона.
Было около десяти, когда он вернулся на Портмен-сквер. Грейс с Диланом отсутствовали, но Лючия была дома. Она была в библиотеке – лежа в шезлонге, читала книгу.
– Добрый вечер, – поздоровался он, войдя в комнату. – Сегодня никуда не поехали?
Он обошел свой стол и открыл портфель.
– Разве леди Фитцхью не устраивает нынче обед?
– Да. – Она перевернула страницу.
Он начал вынимать свои бумаги, но продолжал наблюдать за ней. Сияющая женщина, которую он видел за завтраком, исчезла, на ее месте был кто-то с подозрительно покрасневшим носом и опухшими щеками. Йен перевел взгляд на скомканный носовой платок, лежавший подле нее на шезлонге.
– Что случилось? – спросил он, глядя ей в лицо. – Что-то произошло?
– Ничего, – сказала она тем слабым голоском, которым пользуются женщины, когда произошло нечто ужасное.
– Вы плакали, – возразил он.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– По-моему, я простудилась. – Она прикусила губу и наклонила голову.
– Неужели вы до сих пор не поняли, что я всегда вижу, когда вы лжете? Что-то случилось, и я хочу знать, что именно.
Кто-то тихонько кашлянул и помешал ей ответить. Йен оглянулся и увидел стоявшего в дверях Осгуда с небольшим свертком в руках. Слуга не успел вымолвить и слова, как Лючия вскрикнула, отшвырнула книгу и вскочила на ноги. Она бросилась к Осгуду и, еще не добежав до дворецкого, радостно рассмеялась.
Йен только моргал, видя, как она преобразилась. Как может в женщине за несколько секунд меланхолия смениться восторгом, удивлялся он.
– Наконец-то! – воскликнула она. – Наконец он здесь! Grazie, Осгуд, grazie!
Она схватила сверток и с чувством поцеловала коричневую бумагу. Это чисто итальянское проявление чувств, без сомнения, шокировало бедного Осгуда, но неизменно бесстрастный слуга даже не подал виду. Поклонившись, он удалился.
– Что это? – Йен вышел из-за стола и, прислонившись к нему, смотрел, как она развязывает сверток, в котором явно был футляр с драгоценностями. – Подарок от поклонника? – догадался он, понимая, что лучше бы это было что-то другое. – Если это так, то его прилично бы вернуть. Вы не можете принимать ничего более значительного, чем цветы. Иначе еще один несчастный болван подумает, что обручен с вами.
– Это не от мужчины! – Она разрывала бумагу с радостным нетерпением ребенка. – Это от мамы. У меня день рождения. Она не забыла меня!
– Сегодня у вас день рождения? – удивился он.
Она кивнула.
– Я ждала весь день, но ничего не приносили, и я подумала, что она забыла. Но нет. – Наконец Лючия сняла всю бумагу.
Торжествуя, она со смехом открыла футляр. – О, мама! – в изумлении воскликнула она.
Она подняла руку, и Йен увидел на ее ладони браслет из рубинов в платиновой оправе. В свете лампы он сверкал, как огненное алое кольцо.
– Очень красиво. – Он взглянул на нее, ожидая увидеть счастливую улыбку.
А она снова плакала.
Йен удивленно смотрел на нее. Слеза скатилась по ее щеке, и он почувствовал, что земля уплывает из под его ног. Он пришел к единственному заключению, что зигзаги ее настроения в конце концов доведут его до крайности.
– А что не так теперь?
Она не ответила, и он, отстранившись от стола, пошел к ней.
– Лючия, в чем дело, черт побери?
– Это рубины, – сказала она, как будто это все объяснило.
Он скрестил руки и попытался с помощью нормальной мужской логики определить, в чем проблема, и найти ей решение.
– Вы не любите рубины?
Она покачала головой, и еще одна слеза скатилась по лицу.
– Я люблю рубины.
Теряя терпение, Йен сделал еще одну попытку:
– Вам не нравятся браслеты?
Шмыгнув носом, она вытерла лицо ладонью.
– Я люблю браслеты.
Он достал платок и протянул ей, примирившись с мыслью, что предстоит поиграть в «двадцать вопросов».
– Предпочитаете золотую оправу, а не платиновую?
Лючия всхлипнула, и он больше не мог этого выносить.
– Да в чем эта проклятая проблема? – возмутился он.
Она посмотрела ему в лицо.
– Я скучаю по маме.
Он глубоко вдохнул и понял, что его только что перехитрили, поймали на удочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84