— Но, — вскричал г-н Пелюш, — что за ерунду вы здесь читаете, сударь? Неужели вы полагаете, что я прибыл открывать охоту, имея в кармане триста тысяч франков в банковских билетах?
— Не знаю, сударь, — спокойно ответил второй нотариус. — Но я знаю, что мне их вручили сегодня утром от вашего имени…
— Кто? — вскричал г-н Пелюш.
— Ваш друг Мадлен, и вот они.
Сказав это, нотариус в качестве противовеса приданому Анри положил на стол пачку в триста тысяч банковских билетов, произнеся, как и его коллега:
— Подсчет проведен, я все проверил.
— Мадлен! Мадлен! — вскричал г-н Пелюш, не зная, что ему делать: то ли рассердиться, то ли броситься в объятия друга.
— Отец, — воскликнула Камилла, — отец, я согласна, последуйте моему примеру!
И подобно Герсилии, подталкивающей Ромула и Тация в объятия друг друга, Камилла толкнула г-на Пелюша в объятия Мадлена.
С этого мгновения ни с той, ни с другой стороны более не последовало никаких замечаний.
Молодые люди переглянулись, опьянев от счастья, но все еще сомневаясь. Мадлен подтолкнул Камиллу в объятия Анри так же, как до этого Камилла
отправила г-на Пелюша в объятия друга.
Ничего нельзя было разобрать, кроме взрывов смеха, радостных всхлипов, бессвязных восклицаний.
Оба нотариуса, в противоположность античным авгурам, которые не могли смотреть друг на друга без смеха, одновременно вытащили платки из карманов и взглянули друг на друга, утирая слезу.
Жюль Кретон опрокидывал одно за другим кресла, а Фигаро прыгал, радостно лая и не подозревая, что он являлся первопричиной всего этого.
Анри, как ребенок, подошел к Мадлену и упал перед ним на колени.
Мадлен обнял его и прижал к груди.
— О мой благородный, мой достойный друг, — сказал ему Анри, — вправе ли я принимать от вас подобные благодеяния?
— Как?! Вправе ли ты? — вскричал Мадлен. — Полагаю, да.
— На каком основании? — спросил Анри. — Кто я вам? Ваш крестник, только и всего.
— Несчастный! — сказал ему Мадлен. — Неужели ты до сих пор не понял одного?
— Чего?
— Того, что эта бедная девушка, которую соблазнил граф де Норуа, твоя мать…
— Да?
— Это была моя сестра, неблагодарный!
Анри вскрикнул от радости и бросился на грудь Мадлену.
— Да, да, — вскричал он, — я был страшно неблагодарным!
— Ну, дети мои, — произнес Мадлен, — все это прекрасно, но мы забыли главное.
— Что же мы забыли? — спросил г-н Пелюш со слезами на глазах.
— Черт возьми! Мы забыли подписать контракт.
— Это верно, — заметил г-н Пелюш и, взяв перо, подписал гербовую бумагу первым.
Мадлен поставил свою подпись вслед за ним.
Затем — оба супруга.
После этого — все вперемешку, как попало.
Величественные росчерки обоих нотариусов завершили дело.
Когда была поставлена последняя подпись, дверь обеденной залы распахнулась, открывая вид на великолепно накрытый стол, и слуга объявил:
— Господин и госпожа де Норуа, кушать подано!
— О-о! — произнес Жиродо, единственный, кто с сожалением смотрел на происходящее. — Господин и госпожа де Норуа — еще рано их так называть!
— Во всяком случае, этого не долго ждать, — заметил г-н Редон, — так как в назначенный час мы отправимся в мэрию, а господин кюре обещал нас ждать до двух часов в церкви.
Все произошло так, как и было намечено. После великолепного завтрака, во время которого молодые люди и крошки не взяли в рот, они, все еще не веря своему счастью, совершенно оглушенные случившимся, выполнили все формальности обеих процедур: гражданского брака и венчания.
После венчания, как обычно, все прошли в ризницу, где каждый поцеловал новобрачную и расписался в книге записей.
Господин Пелюш взял перо в свою очередь и уже собирался поставить свое имя.
— Черт возьми! — внезапно вскрикнул он так громко, что все обернулись.
— Что случилось? — спросил Мадлен.
— А как же Атенаис? Ведь мы забыли о ней, только и всего!
— Полно, — усмехнулся Мадлен. — Завтра открытие охоты: пошлешь ей в корзике с добычей уведомительное письмо.
— А, черт возьми! Тем хуже! — произнес г-н Пелюш решительным тоном, каким Цезарь воскликнул, переходя Рубикон: «Alea jacta est! note 18 Note18
Жребий брошен! (лат.)

» В конце концов она не ее родная мать, а я ее отец!
И он поставил свою подпись.

КОММЕНТАРИИ

Роман «Парижане и провинциалы» («Parisiens et provinciaux»), высмеивающий меркантильность и ограниченность французских буржуа, был написан в 1866 г. На фоне незамысловатой любовной истории Дюма с неподражаемым юмором описывает свои родные места, парижские и провинциальные нравы и быт, сцены охоты.
Время действия — лето 1846 г. — осень 1847 г.
Роман впервые публиковался в газете «Пресса», с 26.06 по 13.10.1866. Первое его книжное издание: Paris, Techen, chez Charles Prochaska, Libr.-Editeur, 24mo, 4 v., 1867.
Сверка перевода с оригиналом была выполнена по изданию: Paris, Michel L6vy freres, 12mo, 2 v., 1868.
351 … Старый Париж уходит от нас! — Во второй пол. 50-60-х гг. XIX в. была произведена коренная перестройка старой части Парижа в пределах кольца Бульваров, проложенных в кон. XVII в. на месте средневековых городских стен. Там было снесено множество домов (до 27 тысяч), построено много новых, сооружено девять мостов, проложены новые прямые и широкие улицы, заменено покрытие улиц. Кроме украшения города и улучшения его санитарного состояния, эти меры имели целью создать условия для использования артиллерийского огня и атак кавалерии при подавлении народных восстаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166