И капитана де Муи.
– Да, конечно.
– Так вот, де Морвель – это я.
– Ого-го! – произнес Коконнас.
– Слушайте же.
– Черт побери! Конечно, слушаю.
– Те! – прошипел де Морвель и приложил палец к губам.
Коконнас прислушался.
В ту же минуту они услышали, что хозяин захлопнул дверь какой-то комнаты, запер дверь в коридоре на засов и подбежал к собеседникам.
Он подал стул Коконнасу и стул Морвелю, взял третий себе и сказал:
– Господин де Морвель, все заперто, можете говорить.
На Сен-Жермен-Л'Осеруа пробило одиннадцать часов вечера. Морвель считал один за другим удары, дрожащие звуки которых зловеще раздавались в ночи, и, когда последний удар замер в воздухе, сказал, обращаясь к Коконнасу, ощетинившемуся при виде предосторожностей, которые принимали эти два человека:
– Сударь, вы добрый католик?
– Я думаю! – отвечал Коконнас.
– Сударь, – продолжал Морвель, – вы преданы королю?
– Душой и телом. Я считаю, что вы, сударь, оскорбляете меня, задавая мне подобный вопрос.
– Не будем ссориться из-за этого; вы пойдете с нами?
– Куда?
– Это не имеет значения. Предоставьте себя в наше распоряжение. От этого зависит ваше благосостояние, а быть может, и ваша жизнь.
– Предупреждаю вас, что в полночь у меня будет дело в Лувре.
– Туда-то мы и пойдем.
– Меня ждет герцог де Гиз.
– Нас тоже.
– Но у меня особый пароль для входа, – продолжал Коконнас, несколько уязвленный тем, что ему приходится делить честь аудиенции у герцога с де Морвелем и Ла Юрьером.
– У нас тоже.
– Но у меня особый опознавательный знак! Морвель улыбнулся, вытащил из-за пазухи пригоршню крестов из белой материи, один дал Ла Юрьеру, один Коконнасу, один взял себе. Ла Юрьер прикрепил свой к шлему, а Морвель к шляпе.
– Вот как! – удивился Коконнас. – Значит, и свидание, и пароль, и знак – для всех?
– Да, лучше сказать – для всех добрых католиков.
– Стало быть, в Лувре – торжество, королевский пир, – воскликнул Коконнас. – И на него не хотят пускать этих собак-гугенотов?.. Здорово! Отлично! Превосходно!! Довольно с них, покрасовались!
– Да, в Лувре торжество, королевский пир, в котором будут участвовать и гугеноты. – ответил Морвель. – Больше того – они-то и будут героями дня, они-то и заплатят за пир, так что если вы хотите быть с нами, мы начнем с того, что пойдем и пригласим их вождя, их поборника, их Гедеона Гедеон – один из судей израильских, освободитель израильтян от ига мадианитян.

, как они его называют.
– Адмирала? – воскликнул Коконнас.
– Да, старика Гаспара, по которому я промахнулся, как дурак, хотя стрелял из аркебузы самого короля.
– Вот почему, дорогой дворянин, я чистил свой шлем, вострил шпагу и точил ножи, – проскрежетал Ла Юрьер, нарядившийся военным.
Коконнас вздрогнул и стал бледен, как смерть, начиная понимать, в чем дело.
– Как?.. Это правда? – воскликнул он. – Так это торжество, этот пир... означают... что мы...
– Вы очень недогадливы, сударь, – сказал Морвель, – сейчас видно, что вам в отличие от нас не надоела наглость этих еретиков.
– Стало быть, вы решили пойти к адмиралу и... – начал Коконнас.
Морвель улыбнулся и подвел Коконнаса к окну.
– Взгляните туда. – сказал он, – видите в конце улицы, на маленькой площади за церковью, людей, которые бесшумно выстраиваются в темноте?
– Да.
– У всех этих людей на шляпе такой же белый крест, как у Ла Юрьера, у вас и у меня.
– И что же?
– А то, что это рота швейцарцев из западных кантонов под командованием Токено, а вам известно, что эти господа из западных кантонов – друзья-приятели короля.
– Ого-го! – произнес Коконнас.
– Теперь смотрите: вон там, по набережной, скачет отряд кавалеристов; вы узнаете командира?
– Как же я могу узнать его? – спросил взволнованный Коконнас. – Ведь я приехал в Париж только сегодня вечером!
– Это тот самый человек, с которым вы должны увидеться в полночь в Лувре. Там он и будет ждать вас.
– Так это герцог де Гиз?
– Он самый. А сопровождают его бывший купеческий старшина Марсель и теперешний старшина Шорон. Оба держат наготове отряды горожан. А вот по нашей улице идет командир нашего квартала; смотрите хорошенько, что он будет делать.
– Он стучит во все двери. А что такое на дверях, в которые он стучит?
– Белый крест, молодой человек, такой же крест, как у нас на шляпах. Прежде, бывало, люди предоставляли Богу отмечать своих; теперь мы стали вежливее и избавляем Его от этого труда.
– Да, куда он ни постучит, всюду отворяется дверь и выходят вооруженные горожане.
– Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.
– Но поднимать на ноги столько народа, чтобы убить одного старика гугенота, это... черт побери! Это позор! Это достойно душегубов, а не солдат! – воскликнул Коконнас.
– Молодой человек, – отвечал Морвель, – если вам неохота возиться со стариками, вы можете выбрать себе молодых. Тут найдется дело на любой вкус. Если вы презираете кинжалы, можете поработать шпагой: ведь гугеноты не такие люди, чтобы покорно дали себя перерезать, и к тому же, как вам известно, все они, и старые и молодые, очень живучи.
– Так вы собираетесь перебить их всех?! – вскричал Коконнас.
– Всех.
– По приказу короля?
– Короля и герцога де Гиза.
– И когда же?
– Как только ударят в набат на колокольне Сен-Жермен-Л'Осеруа.
– Ах, вот почему этот милый немец, служащий у герцога Гиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32