— Молчи! Или он умрет сейчас же!
Эта угроза снова парализовала несчастного старика, а Дама в черной перчатке вынула кинжал, который был спрятан у нее на груди.
— Смотри! — сказала она. — В твой последний час я сжалилась над тобою… Хочешь спасти своего сына? Его долг будет уплачен, честь не будет запятнана… Свет никогда не узнает, что ты был негодяем… Говори, хочешь ли ты этого?
И так как старик протягивал к ней руки и, казалось, взглядом и жестом говорил ей: «О, говорите… говорите! Но только спасите моего сына! Спасите его!» — то она подала ему кинжал и проговорила: «Убей себя!»
Старик схватил кинжал с какою-то бешеной радостью, сжал его в своей ослабевшей руке и поднес к груди… Но прежде чем опустилась его поднятая рука, он лишился сил, упал на диван и остался лежать неподвижно. Радость, охватившая его при мысли, что его возлюбленный сын не умрет, нанесла полковнику Леону смертельный удар вернее, чем кинжал, который ему дала Дама в черной перчатке. Жизнь полковника угасла без агонии, как догоревшая лампа.
В эту минуту отворилась дверь. Вошел Иов, который, повинуясь приказанию своего молодого барина, пришел за пистолетами. Увидав труп своего старого полковника, он остановился на пороге безмолвный и бледный. Мстительница приложила палец к губам.
— Спрячьте этот труп! — тихо сказала она. — Спрячьте его… Уберите отсюда… Положите его в угол… на кровать… куда хотите… но чтобы сын не видал его…
— Сударыня, — сказал Иов, — я предоставил вам поступить с отцом, как вам было угодно…
— Ну?
— Но вы обещали мне, что если отец умрет, то сын останется жив.
— И я сдержу свое обещание.
— Вы даете клятву в этом?
— Клянусь.
Она протянула руку, еще запятнанную кровью ее умершего мужа, и прибавила,
— Зарядите пистолеты, но…
— Но… — пробормотал Иов.
— Отнесите их, приказала она, — но спрячьте поскорее этот труп.
Иов повиновался, а Дама в черной перчатке упала на колени.
— Боже мой! — прошептала она. — Я исполнила свой ужасный доли теперь простите ли Вы меня и позволите ли мне повиноваться голосу, который говорит в глубине моего сердца?!
LII
В то время как вышеописанная сцена происходила в кабинете, Арман находился в своей спальне. Он написал короткое завещание, гласившее:
«Мой дом, драгоценности, белье, лошадей и пр. прошу продать с аукциона, а вырученные деньги отдать в пользу бедных.
Иова я назначаю своим душеприказчиком».
В предсмертный свой час молодой человек еще раз вспомнил о женщине, которую так страстно любил и за которую он поплатился жизнью; он вспомнил ее, отправившую его в дом, где в первый раз он услыхал о бесчестных поступках своего отца.
И, взяв перо, он написал следующие строки:
«Сударыня.
Вы, которую я так любил и из-за которой я умираю.
Не удивляйтесь, если на пороге могилы…»
Шум внезапно открывшейся двери прервал письмо. Вошел Иов и молча положил на стол пистолеты. Арман пожал руку старому солдату и сказал:
— Спасибо!.. Прощай!.. Уходи!
Он снова взял перо. Иов вышел. Арман продолжал писать:
«Сударыня, не удивляйтесь, если в последнюю минуту я думаю еще о вас, если я посылаю вам последнее „прости“, если я прошу у вас слезы и сожаления… "
Он остановился, и этот юноша, столь гордый и спокойно смотревший в лицо смерти, зарыдал и проговорил:
— Боже мой! Боже мой! Я больше не увижу ее!
Эти слова, без сомнения, были услышаны, потому что в эту минуту дверь, в которую вышел Иов, снова отворилась. Дама в черной перчатке появилась на пороге, и Арман вскрикнул от удивления и радости.
— Вы! Вы! — проговорил он.
— Я! — сказала она, идя к нему.
В эту минуту это не была уже прежняя насмешливая, неумолимая женщина, взгляд которой блестел, как лезвие кинжала, это не была уже мстительница, исполнявшая свою кровавую миссию и преследовавшая день и ночь, без устали, убийц своего супруга…
Она поразила последнего убийцу Гонтрана де Ласи и снова сделалась только женщиной.
Она подошла к Арману печальная, бледная, дрожащая, взяла его руки в свои и сказала:
— Да, это — я, Арман; я пришла спасти вас.
— Спасти меня! — сказал он.
— Да, — ответила она. — Возьмите этот бумажник и заплатите свой долг человеку, который оскорбил вас.
— А! Вы, значит, знаете?..
— Все.
— Так вы должны знать и то, — сказал он, — что я должен умереть, потому что ношу опозоренное имя.
— Нет, — возразила она, — ваше имя останется чистым, тот человек будет молчать.
— Неужели вы думаете, что мне не будет казаться в то время, когда я буду идти по улице, что первый встречный укажет на меня пальцем?
— Ну, так что же! Мы уедем.
— Уехать!
— Да, — сказала она с волнением, — вы поедете со мной, потому что теперь я свободна: мой долг исполнен, и я могу повиноваться голосу моего сердца, потому что я люблю вас!
Если бы несколько дней назад Арман услыхал это признание, то, может быть, он сошел бы с ума или умер бы от счастья… Но теперь Арман стоял молча, дрожащий, с каплями холодного пота на лбу… Он сделал шаг назад и оттолкнул женщину, которая пришла сказать ему, наконец, что любит его, и которая была готова упасть к его ногам.
— Ах! — проговорил он после нескольких минут молчания, показавшихся ей вечностью. — Вы любите меня, сударыня, так как ваш долг исполнен…
— Да, — проговорила та чуть слышно, покраснев и растерявшись. — Да, я люблю вас.
Но Арман оставался спокоен и холоден.
— Вы любите меня, — продолжал он, — потому что поразили последнего убийцу вашего мужа, не правда ли? О! Я все угадал, сударыня, все понял… Этот убийца, эта последняя жертва, которую вы хотели поразить, — старик, от которого сын только что отрекся и проклял, не так ли, сударыня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129