Смерть Клавдия
И все равно Агриппина чувствовала, что ее положение ненадежно. Когда Тацит говорит, что она была напугана провидцами и предзнаменованиями – рождением полулюдей-полуживотных и свиньи с ястребиными когтями, – он, возможно, прав. Однако более веским был тот факт, что всего ее влияния не хватало для того, чтобы обрести верховную власть. Сенату действительно достало смелости выдворить из своих рядов зловещего доносчика и обвинителя, бывшего одним из ее любимых агентов. Хуже всего, император был совершенно непредсказуем, он верил в неожиданные наветы и был способен на страшные поступки. Агриппина решила, что она больше не может ждать, когда Нерон взойдет на трон, нечто ужасное может случиться с любым из них в любое время. И поэтому, судя по Тациту, она отыскала осужденную пленницу Локусту и заставила дегустатора императора подать то, что приготовила эта женщина.
«Вскоре, – говорит историк, – все стало настолько явным, что писатели того времени подробно рассказали о происшедшем: яд был примешан к изысканному грибному блюду; что Клавдий отравлен, распознали не сразу из-за его беспечности или, может быть, опьянения; к тому же приступ поноса доставил ему видимое облегчение. Пораженная страхом Агриппина, опасаясь для себя самого худшего и не обращая внимания на неприязнь присутствующих, обращается к ранее предусмотренной помощи врача Ксенофонта. И тот как бы затем, чтобы вызвать рвоту, ввел в горло Клавдия смазанное быстродействующим ядом перо, хорошо зная, что хотя затевающий величайшие преступления подвергается опасности, но зато преуспевший в них щедро награждается.
Между тем созывались сенаторы; консулы и жрецы провозглашали торжественные обеты, молясь об исцелении принцепса, тогда как его, уже бездыханного, обкладывали припарками и покрывалами с намерением скрыть его смерть» (Тацит. Анналы, XII, 67-68).
Этот рассказ Тацита выглядит так, словно историк искусно совместил детали по крайней мере двух противоречивых отчетов. Светоний, который смешивает в одно целое гораздо более вопиющие истории, не упоминает шокирующего предположения о том, что Стертиний Ксенофонт с острова Кос, главный лекарь Рима, приложил к этому руку. По некоторым версиям, в этом был замешан и Нерон. Но в любом случае на этой стадии его карьеры именно Агриппина взяла на себя инициативу во всем. Однако очевидно, что по поводу ее причастности к смерти Клавдия не было единодушного мнения.
Возможно, император мог умереть и естественной смертью, но в противоположное все поверили очень быстро. Сатирик Ювенал, следовательно, имел основание полстолетия спустя писать о грибах Агриппины:

Право же, менее вредным был гриб Агриппины, который Сердце прижал одному старику лишь и дал опуститься Дряхлой его голове, покидавшей землю для неба, Дал опуститься рту со стекавшей длинной слюною. Зелье такое взывает к огню и железу и мучит, Зелье терзает сенаторов кровь и всадников жилы: Вот чего стоит отродье кобылы да женщина-ведьма!
(Ювенал. Сатиры, 6)
И на следующий после этого события день, в час, вычисленный астрологами, Нерон появился у входа во дворец и был провозглашен императором Рима.

Глава 2. ВЛАСТНАЯ МАТЬ НЕРОНА
Участвовал ли Нерон в убийстве Клавдия или нет, он позднее пошутил об этом, назвав грибы пищей богов. Суть этого замечания состояла в том, что Клавдий, вкусив грибов, сразу же был обожествлен. Это странное учреждение официальной процедуры обожествления в Риме восходит к прошлому столетию, ко времени Юлия Цезаря, который после своей смерти был провозглашен политическими наследниками и Сенатом богом – Divus Julius, и в его честь был построен храм. Ни он и никакой другой из цезарей, которые сменили его, ни разу не были при жизни провозглашены богами в Риме. Хотя и существовали поддерживаемые государством культы живых императоров в провинциях, метрополия Рима никогда официально не принимала греческого обычая прижизненного почитания правителей божествами. Но в столице, как и повсюду, концепция посмертного обожествления вошла в практику.
Прежние императоры, чье правление заслуживало одобрения, удостаивались этой чести. Первый из них, Август, был обожествлен после смерти, но сменившие его Тиберий и Калигула не были провозглашены богами. Клавдий, несмотря на то что был повинен в многочисленных убийствах представителей высшего класса, правителем был очень даже неплохим, тем не менее определенно было странным, что теперь он должен быть обожествлен. В конце концов, решение относительно его обожествления в основном лежало на плечах его жены, которая, по всей видимости, и отравила его. По иронии судьбы именно она теперь стала жрицей Божественного Клавдия, и именно она отдавала приказы о строительстве его храма на римском Целийском холме (см.: Светоний. Божественный Веспасиан, 9, 1).
Довольно впечатляющие серии монет были отчеканены с портретами нового бога, с надписью
DIVUS CLAUDIUS AUGUSTUS (то есть Божественный Клавдий Август), а в день его похорон Нерон произнес речь, элегантно составленную для него Сенекой, в которой возносил хвалу покойному императору.
«…но когда он перешел к предусмотрительности и мудрости Клавдия, – сообщает Тацит, – никто не мог побороть усмешку» (Тацит. Анналы, XIII, 3, 2).
И вряд ли людей можно было осуждать за высказывание неодобрения, поскольку Клавдий многих их коллег приговорил к смерти.
Тацит также замечает, что самые ранние дни нового правления всегда были тревожным временем.
За высказываниями и даже за выражениями лиц ревностно и тщательно следили. Но одно было ко всеобщему удивлению ясно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76