Преимущество Церкви крылось в ее способности создавать сатиру на собственные добродетели всякий раз, как только этого требовала крайняя необходимость. Когда речь заходила о Небесах с точки зрения практической жизни, политики или экономики, она умела держать себя на высоте своей эпохи, поскольку интересы Неба — это тоже дело выгоды, а дело есть дело. Никто не мог лучше премьер-министра и стареющего наставника юного Людовика XV, кардинала Флери, получать все необходимое от своей священной должности, включая светские интересы карьеры, посвященной государству и вящей славе Божьей. Его Высокопреосвященство больше всего опасался, что король слишком злоупотребит своей свободой или какая-нибудь интриганка завладеет его сердцем и оттеснит старого министра, который стремился сохранить свой пост до конца жизни. Людовик XV был пылким поклонником женщин, но если бы он сделал подходящий выбор, можно было бы не бояться, что его страсть отдалит министра от дел. Кардинал всё рассчитал, взвесил риск появления независимой, честолюбивой любовницы, которая может оказаться ставленницей его конкурентов, и перед лицом стольких опасностей, угрожавших целомудрию короля, избрал наименьшую. Он сам подобрал женщину, послушную его воле, и своей властью священника, благочестиво скорбя о слабости Людовика, уложил в постель к своему господину мадам де Майи. Все современники нашли этот инцидент весьма достойным сожаления, и один из них подчеркнул, что кардинал выказал излишнюю услужливость:
«Кардинал де Флери слишком опасался, как бы скука не подтолкнула короля искать развлечений в другом месте. Он страшился момента, когда его независимость может исчезнуть, если не найдется подходящей дамы, которая по своему характеру и склонностям сгодится для участия в его делах. Говорят, что он сам избрал графиню де Майи, найдя ее подходящей (…) И действительно, та, кому пришлось стать фавориткой, не могла ни участвовать в делах, ни способствовать удалению кардинала от всех важных замыслов, к которым стремилось его честолюбие.
Кардинал не мог довольствоваться тем, что дал королю любовницу: нужно было, чтобы она удержалась в этом качестве. Интриги следовали одна за другой. Группировка Ришелье, которой искусно подыгрывала мадам де Тансен, надумала попросту заменить мадам де Майи ее сестрой, мадам де Турнель, на которую они могли положиться, так как она пользовалась полным доверием членов этой группы. Флери потерял самообладание и поделился своими опасениями с герцогиней де Бранкас, дружившей с Ришелье, и та со злой иронией поведала о разговоре прелата — настоящего Тартюфа если не по ханжеству, то по старческому честолюбию:
«Это дело может породить как шутки, так и злобу. Но если бы вы знали, насколько это важно, чтобы мадам де Майи владела сердцем короля, какие пагубные последствия может иметь похищение у нее этого сердца, как надо его беречь. Прав был маршал де Вильруа: грешны перед Богом те, кто задумал и подготовил эту игру! (…) Может быть, я выражаюсь странно для священника, но (…), если бы вы знали, как я стенал у подножия этого креста и со стесненным сердцем орошал его слезами, как я проклинал свою долю, будучи не властен над сердцем короля! Король не оценил добродетель мадам де Майи, Бог с ним. Мне же осталось так мало в этой жизни!»
Пересуды и двусмысленности увеличивают галантное впечатление, а ловкий в этой области человек, даже если он духовного звания, неизменно вызывает некоторое уважение. Над хитростью кардинала посмеивались, но аплодировали его сметке, и результат казался тысячу раз оправданным важностью цели. Для придворных и министров королевский адюльтер и компромиссы князя Церкви представлялись лишь политической формой стратегии на пути к достижению власти или удобным и действенным средством управлять волей своего господина. Мнение не общепринятое, но не вызывает удивления тот факт, что в век просвещения философы ради общественного блага и свободы обходили молчанием господство фавориток, а если и упоминали об этом, то, поддерживая антиклерикализм, с гораздо большей охотой обрушивались на засилье священников, чем королевских любовниц. Невесело выразился по этому поводу Кондоре:
«Государь, пользуясь безнаказанностью, которую обеспечивает ему его положение, чтобы лишить свою жену того, что ей принадлежит по праву, безусловно, совершает акт тирании. Адюльтер — такое же преступление для короля, как и для частного лица. Но обстоятельства, которые увеличивают или уменьшают тяжесть этого преступления, оказываются для короля более серьезными, чем для его подданных. Нужно признать, что публичной страстью государь может унизить свое достоинство как влиянием, которым его слабость наделяет его любовницу, так и недостойными поступками, на какие может толкнуть его любовь, и нелепым положением, в которое может поставить его вероломство и дерзость его пассий».
Однако женщины отнюдь не отличаются коварством, и тяга к плотским удовольствиям, по крайней мере, не сопряжена с насилием. Истинным бичом было другое.
«Из всех королевских страстей любовь оказалась наименее гибельна для народа. Это не Мари Туше подала совет насчет Варфоломеевской ночи, не мадам де Монтеспан способствовала отмене Нантского эдикта. И не любовницы Людовика XV подготовили эдикт 1724 года. Королевские духовники причинили Европе гораздо больше зла, чем королевские любовницы».
Это суждение, своей недоброжелательностью обязанное резкости XVIII века, не должно заставить нас забывать о дерзости тех помыслов и деяний, которым надлежало противостоять духовнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76