Жизнь, с тех пор как погибли в одночасье родители в автомобильной катастрофе, не устилала бархатом дорожку, а чаще усыпала ее битым стеклом зависти и ненависти. Особенно когда появились успехи в спорте и обнаружился мой непокладистый характер, не терпящий компромиссов в принципиальных вопросах. Мне приходилось наголову быть выше моих московских соперников, чтоб старший тренер (а он терпеть меня не мог по многим причинам, не в последнюю очередь из-за ершистости характера и нежелания держать язык за зубами, когда того требовали неписаные законы большого спорта) вносил мою фамилию в списки отъезжающих на чемпионат Европы или на Олимпиаду. Если кто-то отделывался одним проверочным стартом, то мне доводилось стартовать минимум три-четыре раза. Нет худа без добра: такие жесткие рукавицы сдирали с меня остатки расхлябанности и слабости, убеждая, что надеяться я мог только на себя. Согласен, не лучший вариант для нервной системы – впору и загнуться, сломаться на корню. Случалось с ребятами и такое, но я не сломался, и теперь у меня нет обиды на старшего тренера, немало крови мне перепортившего, как нет и жалости к самому себе, что так трудно доставались победы.
Да, старина, в разных передрягах пришлось побывать, но, если предчувствие не обманывает, эта – из ряда вон выходящая. Плохо одно: неизвестно, что собираются предпринимать держатели моих «акций» и до какого времени они будут нуждаться во мне. Не выяснив этого обстоятельства, трудно, практически невозможно, рассчитать хоть на шаг вперед свое поведение. Значит, решения доведется принимать с ходу, а тут вполне реально и споткнуться…
Машина уносила меня в Шотландию, и ничто и никто не мог остановить ее движение. В каком-то маленьком городке на перекрестке встретилась полицейская машина, сердце у меня екнуло, но «бобби» даже взглядом не удостоили наш «лейланд».
– Так впору умереть с тоски, – прервала ход моих мыслей Кэт и решительно включила «видик». Она перебрала несколько кассет, хранившихся в специальном стеллаже, закрепленном под окном, выбрала и вставила кассету в черную прорезь. Экран ожил.
Эту ленту с похождениями Рэмбо мне видеть не доводилось, и я с облегчением уставился на экран, обрадованный возможностью уйти от мрачных мыслей и пустых предположений. Все равно придумать что-то путное я вряд ли смогу, ибо обладаю таким минимумом информации, что даже провидец зашел бы в тупик.
Красавец Рэмбо, он мне показался очень похожим на Келли или Келли смахивал на него, – какая разница! – действовал на сей раз во вьетнамских джунглях, куда американский супермен прибыл, чтоб спасти пленных джи-ай. Ему довелось туго, и мрачная личность с погонами советского майора показала ему кузькину мать в таком обилии и разнообразии пыток, что оставалось лишь гадать, как Рэмбо удалось сохранить работоспособность. Естественно, в конце концов, славный посланец Америки побеждает сильных, злых, но глупых русских и вьетнамцев и, поливая джунгли из ручного пулемета свинцовым дождем, вызволяет бедненьких пленных к вящей радости командования, откомандировавшего его почти на верную смерть.
Как ни странно, но Кэт искренне впитывала в себя перипетии кровавых схваток, разворачивавшихся на экране, и, как ребенок, радовалась победе Рэмбо. А то, что она всерьез воспринимала эту галиматью, девица доказала, внезапно впившись мне в руку – больную правую кисть с переломанными пальцами! – длиннющими, остро отточенными ногтями. У меня невольно вырвался стон.
– О, извините! – искренне, что поразило меня куда сильнее, чем ее кровожадный всплеск ненависти, произнесла Кэт и отпустила мою руку. И еще раз, но тише (так, чтобы не услышал Келли): – Извините меня…
Я ничего не ответил, но ее поведение не осталось незамеченным мною.
Кэт поставила другую кассету, но рок-концерт меня мало увлекал, и я прикорнул в своем углу, решив, что лишний часок сна мне никак не повредит, особенно если учесть скрытое во мраке ночи будущее. «Лучше переспать и переесть, чем недоспать и недоесть!», – вспомнилась любимая прибаутка Анатолия Власенко, давнего спортивного коллеги и друга, использовавшего любую возможность воплотить слова в реальность. И даже много лет спустя после последних стартов он продолжал исповедывать этот несложный, но весьма полезный в жизни принцип.
7
Не трудно было догадаться, что Питер Скарлборо с трудом сдерживал эмоции, естественно, отрицательные: заканчивалась неделя нашего нескучного для меня путешествия в Шотландию, а конкретных результатов кот наплакал. Отрицательный результат – тоже результат, говорят ученые мужи. Но Питер Скарлборо никак к этой категории не относился и всякую неудачу, как и положено человеку, исповедывавшему принцип – время – деньги, воспринимал болезненно.
Я наблюдал за ним исподволь, внимательно, начиная с его первого, утреннего, появления на люди – то есть на завтрак. После сна и бритья, после розовой ванны, занимавшей чуть не половину комнаты в особняке, где мы отаборились, он выглядел бодро и жизнерадостно. Но настроение Питера медленно, что твой барометр перед бурей, ползло вниз с той самой минуты, когда он обнаруживал рядом с собой за столом… мою наглую, с каждым днем все откровеннее демонстрирующую это выражение физиономию и услышав мой голос, где явно прослушивалась издевка: «Хелло, Питер! Какой музей мы посетим сегодня? Знаете, личная жизнь королей и королев мне изрядно надоела. Не согласитесь ли, что нравы в высших эшелонах власти и в те досточтимой памяти средневековые времена были, мягко говоря, не слишком высокоморальны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90