Она впустила нас в комнату:— Вот!Мы увидели убогую и грязную каморку с кроватью, застеленной грязным одеялом, с разбитым зеркалом, сломанным стулом, столом и батареей пустых винных бутылок на окне и полу.— Мы хотели бы войти и побыть здесь некоторое время, чтобы пообщаться с духом нашего умершего предка, — сказал я.Брови мадам поползли вверх:— Но ведь в комнате живут!— Мы не будем ничего трогать, только посмотрим. Неужели вы не понимаете наших чувств? — всхлипнула Оливия.— Ну, хорошо, хорошо, — мадам выжидающе посмотрела на меня.Я вытащил деньги — сто лир, и мадам просияла:— Я понимаю, сеньор, вы и ваша сестра, вы хотите побыть наедине с духом вашего родственника. Еще сто лир, и вы можете общаться с каким угодно духом.Я молча протянул деньги, и она, взяв их, ушла.Мы молчали, и хозяйка, дойдя до лестницы, обернулась:— Мне бы не хотелось вас торопить, но постарайтесь окончить ваше общение, скажем, через два часа. Мой жилец может прийти домой обедать, и, думаю, не очень обрадуется, увидев в своей комнате чужих людей.Через полчаса безуспешных поисков Оливия, устало опустившись на колченогий табурет, произнесла:— С самого начала мне было ясно, что это бесполезно. Давайте уйдем отсюда.— Мы обыскали все вероятные места, — кивнул я, стряхивая пыль с рук,— но ведь могут быть еще и тайники.— Это пустая трата времени, Брайан. Этот человек был простым бедным студентом, а не конспиратором. Зачем ему было устраивать в своей комнате какие-то тайники?— Не знаю… А может быть, есть такие мелочи, которые он мог просто уронить, потерять… Допустим, лист бумаги вполне мог застрять в углу ящика стола, например.— Где? Мы перерыли все ящики и… — она вдруг остановилась на полуслове.Мы одновременно посмотрели на радиатор под окном. Отодвинув батарею бутылок и груду окурков и, открутив ржавые болты ограждения радиатора, мы увидели использованные билеты, бечевки, шпильки для волос, окурки и какие-то листочки бумаги.Оливия, став на колени, выгребла смятое меню какого-то ресторанчика, обрывок пожелтевшего листка с цифрами, конверт с маркой, адресованный некому Марио Пинотти, две открытки с видами города и листок, совершенно чистый с обеих сторон.— Это была хорошая идея, — пожал я плечами, — но, к сожалению, и она не дала нам нужных результатов. Вы были правы, Оливия, идемте отсюда.— Брайан! Посмотрите, — Оливия стояла у окна, разглядывая чистый листок бумаги на свету. — Чернила выцвели, но кое-что можно еще разобрать.Я взял бумагу из ее рук.Да, едва заметные знаки были различимыми. Я с великим трудом смог разобрать следующее: «Институт Галилея. Среда. 7 июня…»— Г-м-м-м… Это интересно, — отметил я. — Какой же это год?— Я знаю простую формулу, как определить дату, — произнесла Оливия. — Минуточку…Она задумалась.— Да! Это было седьмое июня тысяча восемьсот первого года, среда. Но это может быть так же и 1890 год, а также 1911…— О, это уже лучше, чем ничего! — воскликнул я. — Давайте быстрее проверим! Институт Галилея? Будем надеяться, он еще существует.В институте Галилея нас встретил пожилой мужчина с желтоватыми усами.— 1871 год? Это было довольно давно, сеньоры, — удивился он нашим поискам. — С тех пор в институте обучалось довольно много студентов. Многие выдающиеся ученые проходили под его арками.— Пожалуйста, сеньор, — прервал я его, — мы пришли не просить вас о принятии нас в институт. Все, что нам нужно, это взглянуть на данные о Джулио Максони. Конечно, если ваш архив в таком состоянии, что их нельзя отыскать, то вы так и скажите, и я использую этот факт в своей статье, которую сейчас пишу.— Так сеньор — журналист? — заинтересовался он, поправляя галстук и быстро что-то пряча в ящик стола. «Что-то» издало при этом легкий звон.Потом он быстро вышел и вскоре опять появился с объемистым томом, похожим на регистрационную книгу муниципалитета. Он водрузил ее на стол и сказал:— Вы говорите, Максони? Какой год? Ага. 1872-й… Так какой Максони вам нужен? Джулио Максони? Тот самый Джулио Максони? — он подозрительно посмотрел на нас.Я на всякий случай кивнул.— Так вам нужен Джулио Максони, выдающийся изобретатель? Изобретатель телеграфного ключа, маслобойки и гальванического элемента?Я улыбнулся, как ревизор, которому не удалось найти ошибку в проверяемых отчетах.— Очень хорошо, — кивнул я. — Вижу, что у вас здесь, в институте, порядок. Позвольте взглянуть.— Вот, пожалуйста. Он был первоначально зачислен в электромеханический колледж. Тогда он был простым писарем из бедной семьи. Здесь он начинал.Я не слушал его болтовни, перелистывая записи. Здесь тоже был его адрес на улице Карлотти. Здесь же было указано, что во время поступления в институт ему было двадцать четыре года, сообщалось, что он был католиком и холостяком. Да, я вынужден был признать, что этого очень мало.— Известно ли сеньору, где он жил, когда сделал свой гигантский вклад в науку? — обратился я к служителю.— Как? Вы шутите, сеньор? Местонахождение Музея известно, по-моему, даже туристам! — Архивариус как-то странно посмотрел на нас.— Музей? Какой музей?— Тот самый Музей, который находится в бывшем доме и лаборатории Джулио Максони. Там, где находятся свидетельства его замечательной карьеры!— А у вас случайно нет под рукой адреса этого Музея?Он улыбнулся нам с выражением превосходства:— Улица Алланцио, номер двадцать восемь. Любой ребенок покажет вам дорогу.Мы поблагодарили служителя и повернулись, чтобы уйти.— Кажется, нам повезло, — сказала Оливия.— А… Как называется газета, которую вы представляете, сеньор? — клерк догонял нас. — Не мог бы синьор сказать это?Мы остановились, и служитель, запыхавшись, подбежал к нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40