По крайней мере так считали капитаны королевских кораблей, которые стояли на якорях между Руаном и Пон де Грав, ожидая прибытия крупных сил из Ла-Рошели и не отваживаясь выйти из залива.
Стефан Грабинский и Броер Ворст уже покинули борт «Оствоорна», пересев в шлюпку, которую навстречу кораблю выслал с «Зефира» главный боцман Поцеха.
— Вы вернулись очень вовремя! — воскликнул тот, приветствуя их у трапа. — Собираем экипаж — со дня на день выходим в море.
— Хорошая новость для начала, — обрадовался Стефан.
Поцеха покосился на него.
— Для кого как, — буркнул он. — Для нас хорошая, для некоторых — не очень.
— Что это значит? — спросил Стефан. — О ком ты? Что здесь произошло?
— Пока ничего, — отрезал боцман. — Да и откуда мне знать…Я сторожу корабль и не сую нос не в свои дела.
Грабинский знал, что больше ничего от него не добьется, особенно в присутствии нескольких боцманов, ждавших очереди пожать ему руку и услышать, как прошло путешествие и что он привез.
Отвечая на их вопросы, он и сам распрашивал о делах на «Зефире»и их собственных, но его снедало беспокойство.
Что происходило в поместье? Кого имел в виду Поцеха, говоря о «некоторых», которых известие о предстоящем плавании могло не слишком радовать?
Он глянул вверх, на белые стены Марго-Медок. Поцеха говорил ему, что Мартен с самого утра отправился в Бордо, чтобы посовещаться с «каким-то адмиралом», но должен был уже вернуться. О сеньорите Стефан не спрашивал, хотя думал и о ней тоже. И вопреки собственной воле — о ней в первую очередь.
Не мог он устоять перед такими мыслями, перед воспоминаниями о её улыбках и взглядах. Скучал по ним, хотя пытался внушать себе, что хочет их забыть, выбросить из сердца и из памяти. И охватившее его сейчас беспокойство каким-то образом было связано с Марией.
— Схожу-ка я в усадьбу, — сказал он наконец.
Поцеха кивнул, как будто одобряя это намерение.
— Скажи ему, что мы закончили красить реи.
— Вижу, — кивнул Стефан. — «Зефир» стал как новенький. Позже нужно будет все как следует осмотреть — он стал краше, чем когда бы то ни было.
С собой он взял лишь тяжкий люнет, чтобы сразу показать его Мартену, остальной багаж велел отнести в свою каюту и прошагав по трапу, переброшенному с палубы на берег, начал взбираться по крутой тропе на гору.
Солнце приятно грело спину, в воздухе жужжали пчелы, первые бабочки порхали над молодой зеленью виноградника, ровными рядами растянутого на шпалере. Выше цвели плодовые деревья и кусты мимозы, нежный аромат цветов мешался с запахом теплой свежевскопанной земли.
Стефан обошел вокруг дома и постучал в резные двери главного входа. Сердце его стучало все сильнее, хотя шагая через сад он умышленно замедлял шаги, чтобы успокоиться.
Солидный мажордом Иоахим видимо его узнал, ибо, с достоинством склоняя голову, позволил себе однако приветственную улыбку, после чего очень сдержанно заметил, что капитан Мартен безусловно будет рад прибытию своего долгожданного помощника.
— Хозяин наверняка уже выехал из Бордо, поскольку обещал вернуться к обеду, — добавил он, указывая Стефану на проход в высокий вестибюль, из которого ступени с резными перилами вели наверх.
— А сеньорита? — спросил Стефан.
— Мадам, — без нажима поправил его Иоахим, — ещё не вернулась с прогулки верхом. Ваша милость будет любезна подождать, или мне тем временем подать что-нибудь перекусить?
Стефан почувствовал себя несколько оробевшим от такой изысканности и заявил, что не голоден и что подождет на верхней террасе.
— Пришлите мне чего-нибудь выпить, — добавил он, поднимаясь по лестнице.
Наверху он невольно приостановился, чтобы бросить взгляд на золотистую обивку стен от пола до потолка, на огромный персидский ковер и тяжелые простеганные кресла, окружающие небольшой круглый стол с отполированной до зеркального блеска крышкой. Слева и справа через приоткрытые двери можно было видеть ещё более великолепные комнаты, сверкающую бронзу, ковры, бархатные шторы, зеркала и канделябры, резную палисандровую и красного дерева мебель, обтянутые шелком стены.
Роскошь просто подавляла. Стефан чувствовал себя тут неловко и неуверенно, как в святыне странного загадочного культа. Мысль, что сеньорита Мария Франческа обитает в этой обстановке, ступает по этим узорчатым коврам, касается драгоценного фарфора, опирается на спинки кресел, глядит на свои отражения в зеркалах, наполнила его меланхолией. Ему казалось, что теперь их разделяет огромное пустое и холодное пространство, которое не объять взглядом. Он оставался где-то далеко, на краю ледяной пустыни, пока она тут раздаривала взгляды и улыбки, забыв про его существование.
Тихие шаги и легкий звон стекла рассеяли эту картину. Румяный плотный парень в зеленой ливрее нес на подносе графин вина, кувшин с водой и хрустальный бокал.
— Поставь на террасе, — велел Грабинский.
Выйдя первым и подойдя к балюстраде, он взглянул на тенистую, обсаженную каштанами дорогу, которая от ворот убегала в поля, вилась между виноградниками, а дальше разветвлялась в сторону Бордо — налево — и к молодым посадкам у леса — направо. Солнце, голубое небо и свежая весенняя зелень рассеяли его понурое настроение. Мир был весел, радостен и молод! Казалось, он широко раскрыл объятья, приветствуя и обещая все, что только пожелаешь.
Мсье де Клиссон, только что назначенный адмиралом Западного Флота, считался отличным моряком и командиром. Воинские лавры, венчавшие его лысый яйцеобразный череп, не были слишком обильны, поскольку ограничивались парочкой незначительных стычек в море у берегов Нормандии, но уже одного имени хватало для получения титула высшего морского начальника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91