Действительно, здорово смахивало на Джейн Остин.Долгую минуту спустя, рычание перешло в хрипловатый смех, и Зия сказал:– Я тебе верю. Эти истории настолько невероятно глупы, что остается лишь поверить каждому твоему слову. Но было бы куда интереснее, если бы этот твой друг вселялся в Джейн Остин так, что она начала бы писать, как он. Тебе не приходилось слышать о чем-то похожем?– Нет, разумеется, нет, – идея странным образом обескуражила Фаррелла, от одной лишь попытки вдуматься в нее у него закружилась голова.– Переселения душ назад во времени, ретроактивного переселения попросту не бывает, это какая-то ерунда, так оно не работает. Нет, такого не может быть.– Ты Бену об этом скажи, – ответила Зия, и именно в это мгновение Брисеида, несуразно развалившаяся на спине рядом с камином, издала, не открывая плотно сомкнутых глаз и указывая одной из передних лап в потолок, самый жуткий звук, какой Фарреллу приходилось когда-либо слышать от животного. Звук был настолько тонок, холоден и слаб, что казался не имеющим никакого отношения к плотскому существованию. Фаррелл едва ли не видел его: тоненькая, как срез лепестка, проволока в оболочке из толченого стекла, вроде струн, на которых крепятся азиатские змейковые аэростаты, выматывалась из кишок собаки, подтягивая ее, мучительными, почти жеманными шажками к выходной двери, так, словно в наружном мраке кто-то крепко держал проволоку за другой конец. Свернув шею вбок и назад, Брисеида порыкивала, не спуская с Зии неверящих глаз.Зия вскочила на ноги еще до того, как Фаррелл успел произнести: «Господи, это что еще за чертовщина?» Повернувшись к двери, она и сама спустила бессловесный вопль, столь примитивный и пронзительный, что от него загудели окна гостиной и хрипло зашептались старинные копья в проволочной корзинке. Снаружи никто не ответил, но Брисеида вдруг задохнулась, плюхнулась набок и, тут же вскочив, убралась в чулан для метел, чтобы уже не показываться оттуда в ближайшие двадцать четыре часа. Зия даже не взглянула ей вслед, вместо этого, она медленно подняла к груди левую руку – жестом, каким в немых фильмах изображали ужас и изумление. На ногах она стояла нетвердо, чуть приметно покачиваясь.– Ты, – тихо, но очень внятно выговорила она. – Это ты.Один раз она встряхнула головой и произнесла что-то на языке, полном трескливых, щелкающих звуков. По-английски она добавила:– Ты не можешь войти сюда. Все еще не можешь.Пока она говорила, звякнул дверной звонок и послышался безошибочно удостоверяющий близость Эйффи, разлетающийся в осколки смешок.– Срочная доставка. Эй, кто-нибудь, распишитесь за посылку.Что-то тяжелое грохнулось о дверь и поползло по ней вниз.Не шевельнувшись и не повернув головы, Зия направила Фаррелла к двери. Пересекая гостиную, он слышал нетерпеливое хихиканье Эйффи, сквозь которое проступал серебристый шелест отчаявшегося голоса, обращенного к себе самому. Слова оставались неразличимы, но Фаррелл и не нуждался в словах.Когда он открыл дверь, к ногам его рухнул Бен, успевший еще в падении судорожно скорчиться. Шлем с навершьем исчез вместе с висевшим на поясе топором и медными украшениями, изодранную черную мантию, как и волосы Бена, покрывали шматки присохшей грязи. Присев на корточки, Фаррелл ощупал его в поисках ссадин или чего похуже, и с облегчением понял, что засохшая кровь на его лице вытекла всего лишь из двух длинных, оставленных плетью ежевики царапин. Бен открыл глаза, и Фаррелл вмиг отшатнулся от беспомощно жаждущего крови взгляда безумного незнакомца. Затем – так же вдруг, как нечто, владевшее Брисеидой, отпустило ее – взгляд смягчился, и Бен, едва успев спокойно сказать: «Птицы мерзли», тоненькой струйкой выблевал нечто оранжевое на брюки и туфли Фаррелла и потерял сознание.– Это мы его в парке нашли, – сообщила Эйффи. – Знаете, там, где игровые площадки, у самой карусели. Он пытался вскарабкаться то на одно, то на другое и все время вопил.Фаррелл, вытиравший рот Бена носовым платком, снизу вверх взглянул на нее. Эйффи стояла прямо под фонарем, освещавшим крыльцо, засунув большие пальцы в карманы джинсов и слегка накренясь, так что весь ее вес приходился на одну твердо выпрямленную ногу. На лице ее, словно огонек на запальном шнуре, неуверенно вспыхивала и меркла насмешливая улыбочка. Теннисные туфли, хлопчатобумажная распашонка, бледно-зеленая майка с надписью «КОГДА ВСЕ ВОКРУГ РУШИТСЯ, ОБНИМАЙ СВОЕГО ТЕДДИ».– Наверное у него с сахаром в крови нелады, – предположила она. – Вы, может, читали, недавно выяснилось, что с многими людьми, когда у них падает содержание сахара в крови, происходят всякие жуткие вещи?– Тебе отлично известно, – сказал Фаррелл, – что сахар тут не при чем. Что ты теперь натворила, оглушила его? Что ты с ним сделала?Улыбочка померцала еще мгновение и, словно шаровая молния, взорвалась, озарив лицо Эйффи слепящим светом вызывающего упоения.– Вы больше не можете так со мной разговаривать. И никто не может – содрогаясь от бешенной радости, она на шаг приблизилась к Фарреллу. – Я Эйффи, я могу говорить, все что хочу, потому что я могу сделать все, что мне хочется. А вы ничего не можете, так что нечего разговаривать со мной, будто я ничтожество, ребенок, пустое место. Следите за вашим тоном и постарайтесь, как следует постарайтесь подружиться со мной. Потому что очень многое зависит от того, друг я вам или нет.За его спиной Зия произнесла:– Джо, затащи Бена внутрь.Это снова был тихий, каменный голос, памятный Фарреллу по тому вечеру, когда в дом заявился пьяный Мак-Манус. Неловко подхватив Бена, Фаррелл наполовину вволок, наполовину вкатил его в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121