Слишком опустошенный даже для того, чтобы упасть, он слушал, как Бен продолжает шептать: «Зия. Зия. Зия. Зия. Зия.»Почти так же негромко, как прежде, Никлас Боннер сказал:– Только ты ведь не можешь, не так ли? Мой бедный друг, ты здесь в западне. Все твои прекрасные имена, все твои странствия, пышные чертоги, вся империя – посмотри, что от них осталось, – он пощелкал языком в безупречной пародии на горестное человеческое удовлетворение. – Вот к чему ты пришла – сидишь, властвуя над парой последних любовников и собакой, в доме, похожем на аистово гнездо, и вся твоя мощь не способна одолеть порога этого дома.Он широко развел в стороны руки, тщательно разминая пальцы, отчего улыбка Вилли Нельсона заискрилась блестками.– Интересно, однако, не удастся ли мне его одолеть.– Пресвитер Иоанн, она знает, – отчетливо выговорил Бен, указав более-менее в сторону Эйффи, и свалился, изнуренный усилием. Эйффи отступила и прижалась к плечу Никласа Боннера, ее била крупная дрожь и побледнела она до того, что глаза у нее стали совершенно зелеными, – то была яркая, как у яблока, пустая зелень опустошенного ураганом неба. Никлас Боннер, не глядя, взял ее под руку и, увлекая с собою, шагнул в сторону Зии, затем еще раз.Стоящая в дверном проеме старуха сказала:– Если ты сделаешь еще один шаг, я не отправлю тебя в изгнание, нет, я тебя изменю.Никлас Боннер замер на месте. Смех его, студеный, как парок над сухим льдом, пронесся, минуя Зию.– То, что я есть, не меняется. Кому это знать, как не тебе? – он задрал подбородок с заносчивой и вызывающей насмешливостью, но что-то удивительно опасливое проступило в его тающем голосе, что-то помнящее об испытанной некогда боли. – Ты ведь сама позаботилась об этом. Я не могу измениться.– К лучшему, – сказала Зия. – Изменить тебя к лучшему я не могла никогда, с самого начала. Но сделать тебя хуже, чем ты есть, я могу.Голос ее был по-прежнему тих, но нечто, скрытое в нем, заставило вздыбиться волосы на предплечьях Фаррелла.– Впрочем, попробуй, – сказала она.Юноша не шелохнулся.– Попробуй, попробуй, пугни их, чтоб в страхе подняли руки, – сказал он, передразнивая ее интонацию. – Старинная любовь моя, даже в лучшие твои времена, когда ты хоть что-то собой представляла, что ты могла сделать со мной, кроме как ненадолго спихнуть меня с тротуара? И что ты значишь сейчас, неспособная даже ногу высунуть из своей жалкой норы? Уличный светофор владеет большею властью надо мной, нежели ты.– Да? – этот единственный слог хрустнул и вспыхнул издевкой, подобно разряду статического электричества. – Что ж, может быть, ты и прав. Какой смысл скрывать, я уже не та, что прежде. Но если ты сунешь в мой дом хоть ногу, я помыслю о тебе определенным образом, и ты уже никогда не сможешь воздеть на себя личину красоты, какую бы форму ты ни принял. И кто тогда в этом мире станет хоть в малой мере внимать тебе или поверит, что ты обладаешь какой-либо силой?На миг лицо Никласа Боннера стало таким же безжалостно одиноким, как и глаза. Он стиснул плечи Эйффи так, что девушка завопила, и взметнул ее перед собой, промолвив беспечным, тщательно модулированным голосом:– Сделай то, что я тебе показал. Сделай сейчас.Эйффи извивалась в его руках, стараясь не встретиться с Зией глазами.– Ник, уйдем отсюда, мне нужно еще потренироваться, уйдем, ладно?Пятна, оставленные угрями у нее на лице, взбухали, словно стигматы.– Сконцентрируйся, – сказал юноша. – У тебя получится, нужно лишь сконцентрироваться. В точности как в парке, тютелька в тютельку, ну, давай, прямо сейчас.Стиснув ее тело в ладонях, он с яростной точностью развернул ее, прицеливаясь. Она не сопротивлялась, но и не помогала ему, она лишь постанывала:– Ник, я хочу уйти, пойдем домой.Но Никлас Боннер сжал обмякшую руку девушки, поднял ее и направил на Зию.Фаррелл оставил попытки поднять Бена и поволок его подальше от двери. Он услышал полный пугающей жалости голос Зии: «Деточка, не надо», – и голос юноши, повторивший: «Сейчас» , – и в воздухе вдруг резко пахнуло молнией, и жуткий вдох повторился снова. Фаррелл на карачках пополз к лестнице, чувствуя как раздираемый болью старый дом уходит в землю, как стены медленно оседают в реверансе одна перед другой, как стулья и шахматный столик, и каминные щипцы, наскакивая, лупят его по ногам. Он изо всех сил цеплялся за Бена, сопротивляясь пытавшейся сорвать его с места силе, подобной откатной волне, выхлестывающей из трюмов тонущего корабля. Ему казалось, что пол круто накренился под ним, и он отчетливо слышал, как вскрикнула от боли и ужаса девушка – надтреснутым жалобным вскриком, отозвавшимся у Фаррелла в позвоночнике. Но кричала не она, кричал Никлас Боннер, и этим криком хаос кончился и наступила почти столь же оглушительная тишина. Единственным звуком, слышным в разгромленном, обмершем доме, был долгий и хриплый выдох Зии. Бен, наконец, перестал повторять ее имя.– Вот видишь, – без торжества сказала она, – ты не можешь войти. Даже используя ее, чтобы расчистить дорогу.Эйффи, свисала с рук Никласа Боннера, уголок ее рта дергался, как у пойманной на крючок рыбы. Фаррелл наполовину ожидал, что юноша разожмет руки и бросит ее, но пугающе совершенное лицо уже разгладилось, вновь обвратившись в живую маску удовлетворения. Никлас Боннер держал Эйффи с великой нежностью, поглаживая ее по плечам, пробегая пальцами по позвонкам ее шеи. Он что-то шептал ей – так тихо, что Фаррелл не слышал и звука его слов.– С ней ничего не случилось, – сказала Зия. – Отведи ее домой. И если в тебе есть хоть капля милосердия, хоть капля… – она ненадолго замялась, подыскивая слова для чего-то такого, что по-английски невозможно даже подумать, затем произнесла фразу на ветровом языке, – …тогда ты оставишь ее там и уйдешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121