.. — возразила адвокатша.
— Может быть. Но если вы будете настаивать в суде на версии о том, что клиент в момент убийства был невменяем, и потому не может быть признан виновным, то его наверняка поджарят на электрическом стуле, потому что медицинская комиссия наверняка признает его нормальным. Я бы посоветовал вам настаивать в суде на том, что Морроу совершил убийство непредумышленно — тогда, возможно, ваш клиент отделается двадцатью пятью годами тюрьмы. Впрочем, мне все равно, что вы будете говорить в суде. Если у вас нет вопросов к клиенту, то мы прямо сейчас отправим Морроу в тюрьму.
У адвокатши вопросов не было.
Хок попросил Эллиту запереть папки с «висяками» в офисе, сказав, что после этого она может ехать домой. Сам Хок и Хендерсон еще должны доставить Морроу в тюрьму.
Хендерсон защелкнул наручники на своем запястье и руке командира Морроу, и вывел его в коридор. Хок направился было следом, но возле двери дорогу ему преградила Эллита.
— Вы о чем-нибудь говорили с Морроу, когда мне пришлось отлучиться из его каморки? — спросила она.
— Нет. Но, вообще говоря, с твоей стороны было не слишком-то профессионально отлучаться в туалет посреди допроса.
— Я просто не могла придумать никакого другого предлога, — сказала Эллита. — В диктофоне сели батарейки, и мне нужно было выйти из комнаты, чтобы заменить их. Только и всего.
— У тебя были с собой запасные батарейки? — удивился Хок.
— Конечно.
— Ну, тогда я беру свои слова обратно. Ты сработала исключительно профессионально. Молодец! Запись получилась нормальная? Ничего не пропущено?
— Если вы с Биллом не говорили с Морроу, пока я меняла батарейки, то на пленке записано все. Хок осторожно потрепал Эллиту по плечу.
— Ты все сделала правильно. Можешь ехать домой.
По дороге в окружную тюрьму Морроу почти все время молчал, лишь однажды несмело спросив:
— Могу я вас попросить о небольшом одолжении, господа? Я ведь подписал признание, сделал все, как вы просили, так что...
— Конечно, командир, — ответил Хендерсон. — Чем мы вам можем помочь?
— Видите ли, — Морроу облизнул пересохшие губы, — если станет известно о том, что я заядлый игрок, то у меня уже не будет никаких шансов вернуться в авиацию. Авиакомпании очень строго следят за этим. Они считают страсть к азартным играм навязчивым неврозом, а с таким диагнозом в пилоты не берут.
— Лично я никому об этом не скажу, — пообещал Билл. — А ты, Хок?
— Буду нем как рыба.
— Спасибо! — облегченно вздохнул Морроу. — Огромное вам спасибо!
Больше командир Морроу от своей тетради не отвлекался.
Хок добрался до своего дома только в начале двенадцатого ночи. Он смертельно устал после долгого рабочего дня и, к тому же, был зверски голоден. Разогрев на плитке банку консервированного супа с лапшой, он уселся за свой маленький письменный стол, и принялся есть прямо из банки.
Стену над письменным столом украшала картина, изображавшая трех лошадей, запряженных в пожарную цистерну. Ноздри у белых лошадей были раздуты, а глаза вылезали из орбит. Хок обожал картину, но старался смотреть на нее как можно реже — особенно когда сидел за столом. Маленькая гостиная была заставлена разномастной мебелью, которую предыдущая жилица — старушка, прожившая в этом номере двенадцать лет и скончавшаяся в нем же, — приобретала на различных распродажах. В комнате стояло викторианское кресло, мексиканский столик с наборной столешницей, на котором размещался портативный черно-белый телевизор, несколько шатких кофейных столиков на тонких металлических ножках, уставленных горшками с домашними растениями. На полу лежал настоящий бухарский ковер ручной работы, но он за долгие годы совершенно выцвел и украсился пятнами от кофе и супа. Многочисленные книжные полки были уставлены пепельницами, чучелами крокодильчиков и морскими раковинами. Но библиотеку Хока эти вещицы не теснили, поскольку состояла она всего из трех томов: кулинарной книги, которую забыла взять с собой его бывшая жена, романа Гарольда Роббинса «Камень для Дэнни Фишера» и уэбстеровского словаря для учащихся колледжа. Время от времени Хок покупал книжки в мягких обложках, но, прочитав их, он оставлял книги в гостиничном вестибюле, чтобы и другие постояльцы могли скоротать время за чтением.
Единственное окно гостиной было завешено бордовыми бархатными портьерами. Сейчас они были раздвинуты и перехвачены посередине золотым шнуром, чтобы не загораживать тарахтящий оконный кондиционер.
Стены тоже были увешаны многочисленными картинами — в основном акварелями с пальмами и морскими пейзажами. Вторым номером в рейтинге Хока — после взмыленных белых лошадок, — проходил, однако, коллаж «Портрет мальчика в голубом». За основу его действительно была взята репродукция со знаменитой картины, однако чья-то заботливая рука приклеила к одежде мальчика синие попугайские перышки, и когда струя воздуха от кондиционера попадала на картину, теребя перышки, создавалось впечатление, что мальчик натуральным образом дрожит на холодном ветру. Правда, над плечами многострадального персонажа картины возвышалась голова Модеста Мусоргского, аккуратно вырезанная из какой-то энциклопедии. Кое-где между картинами все-таки можно было разглядеть лиловые обои, украшенные маленькими белыми лилиями.
Ванная комната тоже не отличалась размерами, но в ней помимо сидячей ванны был еще и душ. Вторая комната, служившая спальней, была лишена окон, и ее почти целиком занимала огромная железная кровать. Кроме нее, здесь находился лишь небольшой комод из орехового дерева.
Встроенный шкаф был достаточно просторен для того, чтобы разместить в нем два комплекта униформы и выходной синий костюм Хока, а также картонную коробку с различными бумагами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88