Там у забора стоял большой бревенчатый сарай. Дружки направились к нему.
Алматов открыл дверь, и они скрылись внутри. Никто из них не обратил внимания на проходившего по другой стороне улицы мужчину. Это был Дроздович.
Он, уходя от старухи, сам не зная почему, обернулся и увидел, что она торопливо направлялась к дому Алматова. Дроздович насторожился. Он быстро перешел на другую сторону улицы и начал наблюдать за домом Алматова.
Скоро из калитки вышла старуха и быстрым шагом засеменила к своему дому. Прошло еще около десяти минут, и Дроздович увидел двух мужчин. Они вышли из дома и по узкой тропинке подошли к сараю. «Наверняка что-то прячут там! Значит, старуха что-то заподозрила и предупредила их. Вот ведьма!»
Дроздович не сомневался в том, что во дворе он видел Алматова и Клавдина, поэтому поспешил в райотдел.
Славин был на месте. Когда в кабинет вошел начальник уголовного розыска, он разговаривал с начальником следственного отделения. Славин кивнул Дроздовичу головой:
— Садись, тебе тоже полезно послушать. Помнишь Рыбакова?
— Это который вместе с Эпштейном воровал? Он арестован, я с ним неделю назад в следственном изоляторе разговаривал. Он еще о многом умалчивает. А в чем дело, Владимир Михайлович?
— Да вот, — Славин кивнул в сторону начальника следственного отделения, — Ковчин только что приехал из его квартиры. Мать Рыбакова заявила, что ее обворовали.
— Вот это да! — удивленно протянул Дроздович. — Вора обворовали. И что же украли?
— Хрусталь, золото, шубу женскую, вот список.
Дроздович начал читать перечень похищенных ценностей. Славин выслушал доклад Ковчина и решительно хлопнул ладонью по столу:
— Хорошо, сделаем так: доставьте из следственного изолятора ко мне Рыбакова и Эпштейна.
Ковчин вышел. Дроздович рассказал Славину обо всем, что ему удалось узнать, Славин принял решение:
— Сделаем так: создавай специальную группу и занимайся только Клавдиным. Я уверен, что грабежи — дело его рук. Но брать его надо только с поличным. Тогда маска и нож, которые будут при нем, и опознание водителя такси припрут его к стенке и не оставят ему никаких шансов...
Время шло быстро. Только успел Славин побеседовать с Подрезовым, который доложил ему о ходе работы по делу об убийстве Купрейчика, как в отдел привезли арестованных. Первым в кабинет Славина привели Эпштейна. Наголо остриженный, крепкий, черноглазый, он нерешительно остановился у дверей. Голова опущена, а из-подо лба быстрый, как молния, взгляд. Руки беспокойно мнут зимнюю шапку. Славин указал ему на стул и предложил садиться. Парень тихо сказал «спасибо» и присел на краешек.
— Ну как, освоился в новых условиях?
— Освоился, чего уж там.
— А ум пришел в голову?
— Теперь да. Жаль, что поздно.
— Если действительно возьмешься за ум, то не будет поздно. У тебя еще вся жизнь впереди. Тебе сколько лет?
— Семнадцать.
— Вот видишь. Правда, не с того ты свою жизнь начинаешь, но поправить положение еще можно, стоит только захотеть.
Парень неожиданно заплакал. Он по-детски размазывал рукой слезы по лицу и, не стесняясь их, заикаясь, проговорил:
— Я сейчас, честное слово, все понял. Больше такого никогда не повторится! Вот увидите, никогда!
Славин смотрел на плачущего парня и с горечью думал: «Просмотрели мальца! А ведь совесть-то у него есть. Надо будет разобраться с инспекторами детской комнаты, как они работали с ним?» Тихо спросил:
— Боря, ты о всех своих преступлениях рассказал?
Эпштейн посмотрел прямо в глаза Славину и отрицательно помотал головой:
— Нет, я еще о двух кражах не рассказал.
— О каких?
— Мы обворовали одну квартиру по улице Якуба Коласа, а другую — по Деревообделочной.
— Номера домов не помнишь?
— Нет, но я смогу найти эти дома.
Майор из материалов уголовного дела помнил: мать Рыбакова знала, что ее сын занимается воровством, причем, как сказали соседи, она принимала от сына некоторые похищенные вещи. Но и Рыбакова, и ее сын, и Эпштейн категорически отрицали это.
Славин видел, что время, проведенное сидящим напротив парнем в следственном изоляторе, не прошло для него даром. Слезы, которые были на его глазах, пришли на смену показному бахвальству и браваде.
— Боря, скажи, а мать Кости знала, что вы воруете?
Эпштейн опустил голову, кивнул:
— Конечно, знала. Она же у нас много чего для себя брала.
— А что именно брала?
— Ну, например, когда мы залезли в квартиру по улице Деревообделочной, то принесли к Косте домой целую большую спортивную сумку хрусталя. Она все это забрала себе. Кроме хрусталя, она взяла себе золотые кольца и перстень. И предупредила, чтобы мы никому не говорили об этом...
Славин позвонил начальнику следственного отделения и приказал прислать к нему следователя и принести уголовное дело. Затем спросил у Эпштейна:
— Ты подтвердишь свои показания на очной ставке, если понадобится?
— Да.
Следователь увел Эпштейна, а Славин склонился над уголовным делом, нашел заявление Рыбаковой, в котором она писала, что ее сын ни в чем не виновен и что его кто-то оклеветал. Заявление было написано на вторые сутки после ареста Кости.
Пролистав дело до конца, майор позвонил в дежурную комнату и приказал привести Рыбакова. Думая о Рыбаковой, Славин все больше начинал понимать ход ее мыслей. Рыбакова наверняка боится того, что милиция узнает о ее роли в этом деле, и запрятала в надежное место похищенное, после чего инсценировала кражу. Но похитить вещи из квартиры Рыбакова могли и его друзья, решив таким образом убрать опасные вещественные доказательства.
Славин был больше склонен к первой версии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141