Но главное, я умолял всех не спускать глаз с электрических лампочек, которые были практически не видны в залитой солнцем палатке. Эти лампочки, дублированные звуковым сигналом и стрелками ампер— и вольтметров, должны были погаснуть, если вдруг прекратится подача электроэнергии или перегорит бур. В этом случае надо было немедленно поднять бур хотя бы на полметра от дна скважины, чтобы он попал в спирто-водный раствор и тем самым был спасён от вмерзания.
Итак, оператор всматривался в лампочки, натянутый трос и неподвижные стрелки приборов, а я с буровыми помощниками раскладывал на стеллаже, измерял и описывал керн, вырезал из него необходимые образцы для анализов. После этого мы упаковывали его в пластик и укладывали в двухметровые цилиндрические пеналы из толстого, оклеенного сверху серебристой фольгой картона, а пеналы эти помещали в большие плоские фанерные ящики по пять штук, засыпая все пустоты снегом, заколачивали ящики и складывали их в автомобильный рефрижератор, который американцы, не доверяя антарктическому холоду, завезли в лагерь «Джей-Найн».
Мы прошли немногим более половины толщи ледника, когда выяснилось, что спирта хватит ещё лишь на шестьдесят метров. Мы сообщили об этом в Вашингтон, в Национальный научный фонд. Наши помощники, да и мы приуныли, но вдруг из Вашингтона пришла телеграмма: «Игорь, бури не останавливаясь, мы все здесь болеем за тебя…» И все поняли, что теперь уже очень большие начальники заняты поисками недостающего спирта.
И вот, когда спирта оставалось ещё на несколько часов бурения, из Мак-Мёрдо — как всегда, ночью — прилетел четырехмоторный самолёт. На борту у него был срочный груз, две двухсотлитровые бочки чистейшего спирта. Так день и ночь, без остановок, мы бурили вплоть до 13 декабря. Керн всё время шёл почти одинаковый — однообразный, пористый, без каких-либо прослоек, явно ледникового происхождения.
Солёный керн
13 декабря меня разбудили в 5 утра. Случилось короткое замыкание. Бур удалось вовремя поднять. «Сейчас уже вытаскиваем», — сообщил Имантс и ушёл обратно в «футбольный зал». Вскакиваю, бегу к буру. «Короткое замыкание могло быть из-за того, что бур достиг солёного льда», — думал я по пути к нашей палатке.
На стеллаже для кернов лежал ещё мокрый, покрытый коркой льда «раненый» бур, с ним уже возился Витя, отсоединял провода, искал причину аварии. Рядом лежал кусочек какого-то странного, жухлого, как бы губчатого керна, грязного от сгоревшей изоляции.
Попробовали на вкус кусочек керна — солёный! Море уже было рядом. Достали новый, запасной бур, тщательно заизолировали все сомнительные места, заполнили спиртом и опустили вниз. И снова сюрприз. Если час назад бур при спуске шлёпался о поверхность жидкости в скважине на глубине 65 метров, то в этот раз он ударился о воду на глубине 42 метра. Это значило, что в скважину начала поступать морская вода. Уровень жидкости поднимался до тех пор, пока не установилось гидростатическое равновесие.
Следующий подъем снаряда принёс на поверхность лёд совершенно иного вида. Он был серый, солоноватый, пронизанный вертикальными полостями, заполненными рассолом. Это могло означать только одно: этот лёд образовался в результате намерзания морской воды снизу ледника! Такой же лёд был извлечён и при следующих подъёмах снаряда.
Весть о том, что мы достигли слоя намёрзшего снизу льда, сразу облетела лагерь. Было около 11 утра. Виктор спал после ночной смены, а Юра осторожно потравливал трос, давая буру возможность двигаться вниз. Мы проходили четыреста шестнадцатый метр. По нашим подсчётам, оставалось ещё несколько метров. Вдруг Юрий испуганно взглянул на меня:
— Кажется, бур перестал упираться в дно скважины!…
— Юра, спокойнее, спокойнее. Подними бур на полметра, — сказал я. — Теперь опусти на метр. Ещё на метр.
Нет, бур по-прежнему не упирался в дно.
— А может?… — Юра не договорил. В этот момент мы все думали об одном и том же…
— Конечно, Юра, — крикнул я, — давай поднимать скорее! Ура! Мы проткнули ледник! — и побежал будить Виктора. За спиной взвизгнул мотор и застучала мотоциклетная цепь. Юра начал последний подъем. Со всех сторон к «футбольному залу» бежали люди.
Когда наконец снаряд пришёл на поверхность, мы увидели, что из трубы торчит цилиндрическая, нет, расходящаяся книзу венчиком друза вертикальных кристаллов. Нижние концы этих кристаллов были словно аккуратно подстрижены, образуя плоский торец. Конец керна вылезал из бура так беззащитно, что Виктор, одной рукой придерживая висящий снаряд, другую подставил под венчик, страшась, что он выпадет из трубы и, превратившись в кучку обломков, исчезнет, как видение. Но чувствовалось, что его пальцы не касаются ледяного торца. Виктор потом говорил: он боялся, что прикосновение руки оставит след на драгоценной друзе кристаллов. Кристаллы эти, без сомнения, представляли собой таинственную, никем никогда ранее не виданную, нижнюю поверхность шельфового ледника Росса, или крышу подледникового моря Росса.
С великими предосторожностями извлекали мы из бура керн. Оказалось, что дно ледника Росса имеет чётко выраженную пупырчатую, как бы вафлеобразную поверхность. Каждый из пупырышков был около полусантиметра длиной и представлял собой конец вертикального кристалла, и кристаллы эти располагались не хаотически, а удивительно точными параллельными рядами.
Виктор с Юрием осторожно упаковали драгоценный кусок льда в пенал, а мы с Джоном пошли писать длинную телеграмму в Вашингтон и в Москву,
Ещё месяц продолжались работы по Проекту. Потом Виктор и Юрий улетели в Москву, а я — в США, куда был отправлен и керн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47