В аэропорту Данедин нас встречал первый советник советского посольства в Новой Зеландии Анатолий Ботов. На другой день сюда же прилетел и временный поверенный в делах Владимир Иванович Азарушкин. Они прилетели сделать так, чтобы лечение наших ребят шло нормально, и утрясти все необходимые формальности.
Каждое утро я и наш врач Лева Голубев, который прилетел из Молодёжной с больными, начинали с посещения госпиталя, помогая врачам и сёстрам в разговорах с русскими пациентами. Больные быстро шли на поправку, только Гарибу не становилось лучше. И всё же он лежал такой чистенький, ухоженный, гладко каждый день выбритый. Сестры начали даже отпускать ему маленькие усики. Но главное, что меня при этом удивляло, — творческая изобретательность сестёр. Например, подходит одна из них, Кристина, и просит меня наговорить на её портативный магнитофон такие слова: «Гариб, проснитесь, проснитесь. Гариб, вы были больны, но сейчас выздоравливаете,… Гариб, вы среди друзей, в госпитале Новой Зеландии… Гариб, если вы слышите — откройте глаза, если не можете, сожмите их сильно несколько раз… Гариб, Гариб, проснитесь»… «А потом, сэр, не знаете ли вы, какую музыку, какие песни любит больше всего больной? Мы хотим, чтобы у него всегда играла музыка, которая ему приятна»,…
У Гариба в довершение ко всем его бедам началось ещё и воспаление лёгких, но Кристина не сдавалась. «Сэр, — говорила она мне, — научите меня произносить русские слова, которые мне нужны»…
И она старательно выговаривала за мной: «Открой глаза! Кашляй! Ещё!»… Получалось так странно и трогательно: «Касляй! Ессо!.. Отклой гласа!»…
Русские киви
Наши ребята лежали в госпитале в трех различных корпусах, самый дальний из которых находился в нескольких километрах от остальных. Поэтому казалось, что проблема переводчиков станет острой — мы не могли быть сразу в разных местах. Но уже через пару дней выяснилось, что, кроме нас с Левой, в Данедине говорят по-русски, интересуются Россией и посещают наших ребят, помогают им много людей русских или тем или иным путём связанных с ними. О некоторых из них я хотел бы немного рассказать.
В один из первых дней в Данедине Ботов познакомил нас с весёлой, черноглазой, с пышными тёмными волосами женщиной. Она крепко пожала наши руки и представилась на чистом русском языке:
— Лена Дергунова. Вице-президент местного отделения Общества Новая Зеландия — СССР.
Киви Лена, по национальности гречанка, родилась в Советском Союзе и до пятнадцати лет жила в Ташкенте. Потом вместе с родителями уехала в Грецию. Но тут началась война пришли немцы. Лена вступила в партизанский отряд. Перед концом войны попала в концентрационный лагерь. После окончания войны стала думать — что делать дальше. А тут объявление: требуются рабочие в Новой Зеландии.
Лена — то, что называется у нас «швея-мотористка», работает на небольшой фабрике по пошиву женского платья, её муж Женя — рабочий-литейщик на маленьком машиностроительном заводике.
— Хозяин им очень дорожит. Считает его одним из лучших своих рабочих, — рассказывала Лена с гордостью любящей жены. Женя стоял рядом — худой, жилистый человек с огромными, грубыми руками грузчика, ведь работа литейщика — наполовину переноска и переворачивание тяжёлых отливок и форм. Русский киви… Русые, ещё не седые волосы вразлёт. Застенчивая добрая улыбка:
— Жена у меня активистка, вице-президент, а я что, простой рабочий, что обо мне рассказывать…
Все свободное время Лена и Женя проводили в госпитале, сидели у ребят, приносили разные нехитрые подарки: яблочки, редисочку, какие-то домашние пирожки — все, как в любой больнице где-нибудь в России. Кормили в госпитале хорошо, но ребята с удовольствием ели домашнее.
Здесь же, в госпитале, встретились мы и ещё с одной парой: ей, пожалуй, лет двадцать пять, зовут Аня, её мужу, Тому, лет тридцать. Аня и Том пока ещё австралийцы, но им очень нравится Новая Зеландия, и особенно Данедин. Они приехали сюда год назад из Мельбурна, Прочитали объявление в газете о том, что в университет Данедина требуется преподаватель русского языка. А Том только что окончил аспирантуру в университете Мельбурна как раз по русской литературе. И Том и Аня прекрасно говорят по-русски. Аня — изящная, тоненькая, черноволосая, похожая на цыганку. Это сходство становится ещё больше, когда она поёт цыганские песни и старинные романсы, накинув на плечики широкую цветастую, такую русскую шаль. К сожалению, никто из нас, кроме неё, не умеет играть на музыкальных инструментах, и Ане приходится самой аккомпанировать: она прекрасно играет на гитаре, но предпочитает аккордеон. «Под него так хорошо идёт русская лирика времён второй мировой войны», — говорит она.
Однажды кто-то из ребят в госпитале сказал, что сейчас уже середина лета и в России в это время появились, бы грибы. В ближайшее же воскресенье мы — Лена с Женей, Аня с Томом и я с Левой — выехали километров за тридцать от города отдохнуть на берегу океана и тут же, рядом с пляжем, среди огромных сосен, насобирали два ведра маслят. Ведь здесь никто, кроме выходцев из России, не собирает грибы, считая, что любой гриб, который не выращен человеком на грядке, — ядовитый.
Вернулись домой к вечеру. Лена пригласила к себе показать домик с садиком, который они наконец купили года два назад. Женщины быстро почистили, нажарили сковородку маслят, на столе появились закуски, и вечер превратился а широкое русское застолье. И песни пелись застольные: «Степь да степь…», «Стенька Разин», «Ермак», «Бродяга», даже «Шумел камыш»… Каждая из них, каждое слово — здесь, так далеко от мест, где эти песни родились и живут, были полны какого-то огромного, переполняющего душу смысла, от которого слезы наворачивались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47