за этой перегородкой обычно сидел пожилой седовласый фармацевт. Он где-то здесь, подумала Марта, просто прячется от меня. Ей казалось, она видит через матовое стекло мужскую голову и часть торса.
– Мистер Лайэнс? У вас посетитель, – сказала она. Но ответом была тишина, а фигура за перегородкой не двигалась с места, словно это был картонный муляж. – Пришла получить по рецепту лекарство для миссис Бьюкенен, – сказала Марта. – Она моя тетя и ваша старая, постоянная покупательница.
И снова нет ответа. Единственным в аптеке звуком было тихое поскрипывание медленно вращающихся лопастей вентиляторов под потолком.
Глаза Марты наполнились слезами. Она едва сдержала крик – голову пронзила острая боль. Нет, нет, подумала она, не сдамся, ни за что не сдамся.
Она повернулась и собралась выйти из аптеки, как вдруг ее внимание привлекла будка телефона-автомата в уголке, у входной двери. Марта смутно осознавала, что эта будка чем-то очень важна для нее. Вроде бы накануне она собиралась позвонить? Но кому и куда – никак не удавалось вспомнить. Лишь помнила, что это срочно, крайне необходимо… но кому? И почему это так много для нее значит? Никаких родственников, кроме тети, у нее не было, все уже умерли. Да, осталась одна лишь пожилая тетушка, чье имя вдруг тоже вылетело из головы.
Марта зашла в телефонную будку и, с трудом сдерживая волнение, сняла трубку. Черт, и здесь этот проклятый старомодный диск! Она бросила двадцатицентовую монету в щель и торопливо, полагаясь лишь на память, сохранившуюся в кончиках пальцев, набрала десятизначный номер. Она инстинктивно чувствовала, что номер правильный, именно тот, который нужен, это для нее вопрос жизни и смерти, и жизнь должна восторжествовать. Марта задыхалась от волнения, а на глазах снова выступили слезы.
Дрожа всем телом и крепко прижимая трубку к уху, она вдруг поняла, что и этот телефон, как и аптека Лайэнса, не работает. Гудка не было, в трубке царила мертвая тишина.
А тетю ее зовут Альма. Ну конечно: Альма Бьюкенен!
Хотя вообще-то она не доводится ей, Марте, тетей в полном смысле этого слова. Просто она очень любила Марту и нуждалась в ней, вот поэтому она к ней и приехала. И останется в Чатокуа-Фоллз до тех пор, пока ее любят и она здесь нужна.
Она явно что-то чувствует! Он мог поклясться в этом, ему не почудилось, нет! Он разминал, поглаживал и массировал ее мышцы – научился этому у физиотерапевта – и вдруг ощутил легкое сопротивление, безмолвную реакцию на боль.
Боль – ощущение. Ощущать – значит осознавать. А сознание – это и есть жизнь.
Он не мог допустить, чтобы стечение обстоятельств, совершенно нелепый случай уничтожил, разрушил их две соединенные навеки жизни. Проливной дождь, застрявший на дороге грузовик, на окраине города, прямо у железнодорожного переезда, сигнализация и автоматический шлагбаум, которые не сработали при приближении поезда. И она, его жена, ехавшая совершенно одна…
Набор банальнейших обстоятельств! Нет, он просто не в силах был это принять.
И он не покидал свой пост. Не отходил от постели, бормотал ее имя, поглаживал и сжимал ее холодные вялые пальцы. И работал над ее атрофировавшимися мышцами, стараясь вселить в это безжизненное тело жизнь, чтобы оно вновь стало подвижным и нормальным, а не покоилось бы на простынях в нелепой зародышевой позе.
Марта вернулась домой раньше обычного. Вечно мрачная экономка Бетти была на кухне и вела себя странно, пребывала в полной прострации, но в тот момент Марта не придала этому значения. Она направилась прямиком к тете Альме, которая сидела на крыльце в кресле-качалке и грелась на солнышке. Просто сидела, выпрямив спину и сложив тонкие слабые руки на коленях.
– Тетя Альма, я вернулась. Но к сожалению, с лекарствами ничего не получилось, – сказала Марта.
Старуха словно не слышала. Заснула, что ли? Но глаза у нее были открыты, а на губах играла легкая улыбка.
– Представляете, мистер Лайэнс так ко мне и не вышел. Он был там, я просто уверена, но… – Марта, к своему удивлению, заметила, что взгляд тети устремлен прямо на нее, но в глазах не было и тени узнавания, и вообще они походили на два маленьких бледно-голубых камешка. – Тетя Альма! Что случилось? – Марта со страхом дотронулась до руки тети. Она была твердой и неподвижной. И вообще старуха сидела слишком неподвижно, как манекен в витрине магазина.
Это потому, что я слишком рано пришла. Она меня не ждала. Округлое старческое лицо покрывала кружевная сетка мелких морщин, казалось, ее наложили на более молодое лицо, такое, как у Марты. А прозрачные глаза – такие ясные и бледно-голубые, как небо над неподвижно застывшими перистыми облачками. Вдруг Марта с ужасом заметила, что в аккуратно уложенных серебристых волосах тети Альмы что-то движется. Маленький и блестящий черный жук? Еще один жук деловито выскочил из левого уха и, растерявшись от яркого солнечного света, нырнул в завитки волос у основания шеи и замелькал там.
Марта закричала и бросилась в дом.
Она знала: теперь она должна уехать из Чатокуа-Фоллз. До того как умрет сама.
Но ей никак не удавалось припомнить другого места или региона, который не был бы Чатокуа-Фоллз, ни другого времени, в котором она когда-то жила. Оглянешься назад – все зыбко, неясно, расплывается, будто смотришь сквозь призму. Если есть это медленно текущее, растянутое, похожее на бесконечность циклическое время Чатокуа-Фоллз, разве может существовать где-либо другое?
На шестнадцатой неделе сделали еще одну черепно-мозговую операцию: в крошечные кровяные сосуды ввели катетеры, чтобы предотвратить внутреннее кровоизлияние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125