Так что в общем и целом мы можем сказать, что для тебя олли — это бабочка. Но я не могу сказать, что на самом деле это бабочка в том понимании, которое мы вкладываем в бабочку. Называть олли бабочкой — опять-таки только способ разговора. Способ сделать эту безбрежность вокруг нас понятной.
— А для тебя олли тоже бабочка? — спросил я. — Нет. То, как каждый понимает олли — это личное его дело. Я заметил, что мы опять вернулись к тому, с чего начали.
Он не рассказал мне, чем в действительности является олли. — Нет необходимости приходить в замешательство, — сказал он. — замешательство — это настроение, в которое входишь, но из него можно также и выйти. В данный момент нет способа прояснить что-либо. Может быть позднее сегодня мы сможем рассмотреть эти вещи детально. Все зависит от тебя, или скорее от твоей личной силы.
Он отказался произнести еще хоть слово. Я стал очень озабочен из-за страха, что провалю испытание. Дон Хуан отвел меня за дом и усадил на циновку около оросительной канавки. Вода текла так медленно, что казалась почти застывшей. Он скомандовал мне сесть спокойно, выключить внутренний диалог и смотреть на воду. Несколько лет назад он раскрыл, по его словам, что у меня есть какая-то привязанность к водным массам. Чувство, которое в высшей степени было удобно для тех предприятий, в которые я был вовлечен. Я заметил, что у меня нет никакой особой любви к водоемам, но и нелюбви тоже нет. Он сказал, что как раз поэтому вода благоприятна для меня. Я был безразличен по отношению к ней. В условиях стресса вода не сможет захватить меня, но не сможет также и оттолкнуть меня.
Он сел слегка позади меня справа и велел мне отдаться и не бояться, потому что он тут, рядом со мной, и поможет, если возникнет нужда.
Я испытал секундный страх, а затем посмотрел на него, ожидая дальнейших инструкций. Он насильно повернул мою голову в направлении воды и приказал мне начинать. У меня не было ни малейшего представления относительно того, что он от меня хочет, поэтому я просто расслабился. Когда я смотрел на воду, я заметил бурунчики на противоположной стороне. Бессознательно я остановил свои несфокусированные глаза на них. Медленное течение заставляло их дрожать. Вода имела окраску пустынной почвы. Я заметил, что складки вокруг бурунчиков были похожи на развилки или овраги на гладкой поверхности. В какой-то момент эти складки стали гигантскими, и вода превратилась в гладкую плоскую охристую поверхность, а затем через доли секунды я крепко спал или может быть я вошел в состояние восприятия, для которого у меня нет параллели. Самым подходящим описанием этого было бы сказать, что я заснул и увидел очень ясный сон.
Я чувствовал, что могу продолжать оставаться в этом состоянии бесконечно, если захочу. Но я намеренно закончил его, включив свой внутренний диалог. Я раскрыл глаза. Я лежал на соломенной циновке, дон Хуан был в нескольких футах от меня. Мой сон был настолько великолепен, что я начал рассказывать ему его. Он сделал мне знак молчать. Длинной веточкой он указал на две длинные тени, которые какие-то сухие ветки пустынного чапараля отбрасывали на землю. Конец его прутика прошелся по очертаниям одной из теней, как бы рисуя ее. Затем он перепрыгнул к другой тени и сделал то же самое. Тени были примерно по тридцать сантиметров длиной и по три шириной. Они находились в двенадцати-пятнадцати сантиметрах одна от другой. Движения прутика выбили мои глаза из фокуса, и я обнаружил, что смотрю раскошенными глазами на четыре тени. Внезапно две тени в середине слились в одну и создали необычайное ощущение глубины. В тени, образовавшейся таким образом, была какая-то необъяснимая округлость и объем. Она почти походила на призрачную трубу, круглую балку какой-то неизвестной субстанции. Я знал, что мои глаза раскошены, и тем не менее они казались сфокусированными на одном месте. Поле зрения на этом месте было кристально ясным. Я мог двигать глазами не нарушая картины.
Я продолжал наблюдать, но оставался при этом настороженным. Я ощутил любопытный порыв отступиться и погрузиться в наблюдаемую сцену. Что-то в том, что я наблюдал, казалось, тянуло меня. Но что-то внутри меня пробилось на поверхность, и я начал полусознательный диалог. Почти мгновенно я осознал окружающее в мире повседневной жизни.
Дон Хуан наблюдал за мной. Он, казалось, был озадачен. Я спросил его, все ли в порядке, но он не ответил, а помог мне сесть. Только тогда я сообразил, что лежу на спине, глядя в небо, а дон Хуан склонился у меня над лицом.
Моим первым порывом было рассказать ему, что я в действительности видел тени на земле в то время, как смотрел на небо, но он приложил мне руку ко рту. Некоторое время мы сидели в молчании. У меня не было мыслей. Я испытывал редкое ощущение мира, покоя, а затем совершенно внезапно я почувствовал непреодолимое желание подняться и пойти поискать в чапарале дона Хенаро.
Я сделал попытку заговорить с доном Хуаном, он вздернул подбородок и сжал губы, как молчаливая команда не говорить. Я попытался организовать свои ощущения разумным образом, но моя тишина мне так нравилась, однако, что я не захотел трудиться над логическими соображениями.
После минутной паузы я опять почувствовал повелительную нужду встать и пойти в кусты. Я пошел по тропинке. Дон Хуан шел позади меня, как если бы я был вожаком.
Мы шли около часа. Я преуспел в том, что оставался без всяких мыслей. Затем мы пришли к склону холма. Дон Хенаро был там, сидя вблизи вершины каменной скалы. Он приветствовал меня с большим воодушевлением и вынужден был кричать свои слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101