Дон Хуан заговорил о маленьком мальчике, которого я когда-то знал, и о том, как мои чувства к нему неизменны с годами и расстоянием. Дон Хуан сказал, что он уверен, что всегда, когда я думаю об этом мальчике, моя душа радостно подпрыгивает, и я без следа эгоизма или мелочности желаю ему всего лучшего.
Он напомнил мне о той истории, которую я ему когда-то рассказал о маленьком мальчике. Историю, которая ему понравилась и в которой он находил глубокое значение. Во время одной из наших прогулок в горах вблизи Лос-Анжелеса маленький мальчик устал идти и я вынужден был посадить его к себе на плечи. Волна бесконечного счастья охватила нас тогда, и мальчик выкрикивал свои благодарности солнцу и горам.
— Это был его способ прощания с тобой, — сказал дон Хуан. Я почувствовал боль от того, что у меня перехватило горло.
— Есть много способов прощания, — сказал он. — наилучший способ, пожалуй, это удержать конкретное воспоминание радости. Например, если ты живешь, как воин, то тепло, которое ты ощущал, когда маленький мальчик ехал на твоих плечах, будет свежим и неизменным все время, пока ты живешь. Это способ прощания воина.
Я поспешно включил мотор и поехал быстрее, чем обычно, по каменистой почве до тех пор, пока мы не попали на грунтовую дорогу.
Мы проехали небольшое расстояние, а затем прошли остальной путь пешком. Примерно через час мы прибыли к роще деревьев. Дон Хенаро, Паблито и Нестор были там, ожидая нас. Я поздоровался с ними. Все они, казалось, были счастливы и полны энергии. Когда я посмотрел на них и на дона Хуана, меня охватило чувство глубокой привязанности ко всем ним. Дон Хенаро обнял меня и похлопал меня ласково по спине. Он сказал Нестору и Паблито, что я прекрасно выполнил прыжки на дно ущелья. Держа руку все еще на моем плече, он обратился к ним громким голосом:
— Да, господа, — сказал он, глядя на них. — я его бенефактор, и я знаю, что это было действительно достижением. Это было венцом многих лет жизни воина.
Он повернулся ко мне и положил мне на плечо другую руку. Его глаза были блестящими и спокойными.
— Мне нечего сказать тебе, Карлитос, — сказал он, медленно произнося слова, — за исключением того, что у тебя необычайное количество экскрементов в кишках.
При этом он и дон Хуан взвыли от смеха так, что казалось, он вот-вот потеряют сознание. Паблито и Нестор нервно хихикали, не зная в точности что делать.
Когда дон Хуан и дон Хенаро успокоились, Паблито сказал мне, что он не уверен в своей способности пойти в неизвестное самому.
— Я действительно не имею ни малейшей идеи, как это сделать, — сказал он. — Хенаро говорит, что ничего не нужно кроме неуязвимости, как ты думаешь?
Я сказал ему, что знаю еще меньше, чем он. Нестор вздохнул, будучи, казалось, действительно озабоченным. Он подвигал руками и ртом нервно, как бы собираясь вот-вот сказать что-то важное и не зная, как это сделать.
— Хенаро говорит, что вы оба сделаете это, наконец сказал он.
Дон Хенаро сделал знак рукой, что мы уходим. Он с доном Хуаном шел впереди в нескольких метрах от нас. Мы шли по одной и той же горной тропе почти целый день. Мы шли в полном молчании и ни разу не останавливались. Все мы несли с собой сухое мясо и флягу воды. Отсюда следовало, что мы будем есть, пока идем. В каком-то месте тропа определенно стала дорогой. Она обогнула гору и внезапно перед нами открылся вид долины. Это был дух захватывающий вид. Длинная зеленая долина, отсвечивающая под лучами солнца. Над ней нависли две великолепные радуги, и повсюду над окрестными холмами были видны участки дождя.
Дон Хуан перестал идти и вздернул подбородок, указывая на что-то внизу в долине дону Хенаро. Дон Хенаро покачал головой. Это не был ни отрицательный, ни положительный жест, он больше походил просто на кивок головы. Оба они стояли неподвижно долгое время, глядя в долину.
Тут мы покинули дорогу и, казалось, стали срезать угол, пойдя напрямик. Мы начали спускаться по более узкой и неровной тропе, которая вела к северной части долины.
Когда мы достигли равнины, был уже полдень. Меня охватил сильный запах речных ив и мокрой почвы. На какое-то мгновение на деревьях слева от меня был виден дождь, подобный мягкому зеленому шороху. Затем он только поколыхивал листья. Я слышал журчание ручья. На секунду я остановился послушать. Я взглянул на вершины деревьев. Высокие, слоистые облака на западном горизонте выглядели, как клочья ваты, рассеянные по небу. Я стоял там, наблюдая за облаками довольно долго, так, что все остальные ушли далеко вперед. Я побежал за ними.
Дон Хуан и дон Хенаро остановились и повернулись сразу. Их глаза двигались и застыли на мне с такой точностью и таким единством, что казалось, они были единым лицом. Это был короткий поразительный взгляд, который вызвал озноб у меня на спине. Затем дон Хенаро засмеялся и сказал, что я бегу, топая, как трехсотфунтовый плоскостопый мексиканец.
— Почему мексиканец? — спросил дон Хуан. — Плоскостопый трехсотфунтовый индеец не бегает, — сказал дон Хенаро, объясняя. — О, — сказал дон Хуан, как если бы дон Хенаро действительно объяснил ему что-то. Мы пересекли узкую сочную зеленую долину и забрались на горы с востока. В конце дня мы, наконец, пришли к остановке на вершине плоского загроможденного камнями утеса, нависшего над долиной с юга. Растительность резко изменилась. Всюду вокруг нас находились выветренные горы. Земля в долине и по бокам холмов была размежевана и обработана, и, однако же, весь ландшафт давал мне чувство отдаленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101