Это был невысокий поразительно красивый мужчина. Рустем видел сеть шрамов на его теле вчера ночью. Судя по цвету кожи, он родился на юге. На тех пустынных просторах, которые хорошо знал Рустем. Опасные места, они закаляют людей.
— Я забыл. Но ты далеко от своего дома, правда? Рустем пожал плечами:
— Раны и болезни почти не меняются.
— Меняются обстоятельства. Я не хочу создавать трудности, но сейчас не могу позволить себе вернуться в лагерь, где придется отвечать на вопросы, и мне необходимо участвовать в гонках. Ипподром откроется через пять дней, это… сложное время.
— Может быть, и так, но я могу поклясться тебе моими или твоими богами, что ни один из здравствующих лекарей не согласится на это и не сможет этого добиться. — Он помолчал. — Разве что ты хочешь просто встать на колесницу и умереть на дорожке от потери крови или когда твои сломанные ребра вонзятся в легкие и ты перестанешь дышать? Героическая смерть? Ты этого хочешь?
Раненый покачал головой слишком энергично. Он сморщился и прижал ладонь к боку. Потом выругался с большим чувством, проклял и своего бога, и запрещенного сына бога джадитов.
— Тогда к следующей неделе? Ко второму дню гонок?
— Ты будешь лежать в постели двадцать или тридцать дней, возничий, потом начнешь очень осторожно ходить и делать другие движения. В этой постели или в другой, мне все равно. Дело не только в ребрах. Ты получил удар кинжалом, знаешь ли.
— Ну да, я знаю. Было больно.
— И рана должна зажить чисто, или ты умрешь от воспаления. Повязку нужно осматривать и менять через день в течение двух недель, прикладывать свежие припарки, нельзя допускать дальнейшего кровотечения. В любом случае мне придется еще раз поставить дренаж на рану. Я даже еще не наложил швы и еще несколько дней не стану их накладывать. Некоторое время тебе придется испытывать большие неудобства.
Парень пристально смотрел на него. С некоторыми людьми лучше всего быть полностью откровенным. Рустем помолчал.
— Я понимаю, что игры на вашем Ипподроме имеют большое значение. Но ты не сможешь в них участвовать до лета, и было бы лучше, если бы ты с этим смирился. Разве не то же самое произошло бы, если бы ты упал и сломал ногу?
Колесничий закрыл глаза.
— Не совсем то же самое, но я понял тебя. — Он снова посмотрел на Рустема. Его глаза были ясными, это обнадеживало. — Я не поблагодарил тебя должным образом. Стояла глухая ночь, и ты совсем не был готов. Кажется, я жив. — Он криво усмехнулся. — И даже могу с тобой спорить. Прими мою благодарность. Окажи мне любезность, пусть кто-нибудь принесет бумагу и пускай управляющий пошлет тайного гонца к сенатору Боносу с сообщением, что я нахожусь здесь.
Этот человек умеет говорить. Совсем не то что те борцы, акробаты или наездники, выступления которых Рустем видел дома.
Пациент послушно выдал образец мочи, и Рустем определил, что она имеет предсказуемо красный цвет, но не настолько красный, чтобы вызвать тревогу. Он смешал еще одну дозу своего снотворного, и возничий весьма покорно его выпил. Потом он снова провел дренаж раны, тщательно следя за количеством и цветом жидкости. Пока ничего особенно тревожного.
«Такие люди, как этот, которые регулярно испытывают боль, понимают потребности собственного тела», — подумал Рустем. Он сменил повязку, внимательно рассмотрел запекшуюся вокруг раны кровь. Рана еще кровоточила, но не сильно. Он позволил затеплиться легкому огоньку удовлетворения. Но им еще предстоял долгий путь.
Рустем спустился вниз. Его ждали пациенты. Он позволил прийти шестерым. Сегодня это были первые шесть человек из очереди; им как можно скорее надо придумать лучшую систему. Первые добрые предзнаменования этого утра сбылись, даже здесь, среди неверующих джадитов. События складывались очень удачно.
В то первое утро он осмотрел купца, умирающего от опухоли, пожирающей его желудок. Рустем ничего не мог ему предложить, даже свою обычную микстуру от такой сильной боли, так как не взял ее с собой, а здесь он не знал людей, которые готовят лекарства для частных лекарей. Еще одна задача на ближайшие дни. Он воспользуется услугами сына сенатора. Пускай поработает на него вместо убитого им слуги. Это потешит его чувство иронии.
Глядя на худого, истаявшего купца, Рустем с сожалением произнес необходимые слова: «С этим я не буду бороться». Он объяснил, как поступают в таких случаях бассаниды. Больной не удивился, вел себя спокойно. Смерть смотрела из его глаз. К этому привыкаешь, но привыкнуть все же невозможно. Черный Азал всегда действует среди живущих в мире, который сотворил Перун. Лекарь — всего лишь ничтожный солдат в этой бесконечной войне.
Следующей вошла надушенная, умело накрашенная придворная дама, которой, кажется, просто захотелось посмотреть, как он выглядит. Ее слуга занял для нее очередь еще в предрассветный час.
Такие вещи случались часто, особенно когда доктор приезжал на новое место. Скучающим аристократам хотелось развлечься. Она хихикала и болтала во время осмотра даже в присутствии Элиты. Прикусила нижнюю губку и посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы, когда он взял ее за надушенное запястье, чтобы посчитать пульс. Она болтала о вчерашней свадьбе — той самой, на которую попал Рустем. Сама она там не была, и казалось, это задело ее самолюбие. Еще больше она была недовольна, когда он сообщил, что у нее нет никаких болезней, требующих его вмешательства или следующего визита.
Потом вошли еще две женщины — одна явно богатая, другая из простых, — они обе жаловались на бесплодие. Это тоже нормально, когда лекарь приезжает на новое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188