— Сядь, — велел Бедир.
Кедрин мгновенно повиновался.
Тепшен Лал присел на корточки у него за спиной. Между тем Бедир кинжалом разрезал куртку вокруг стрелы. Наставник обеими руками обнял Кедрина и двумя ладонями сильно прижал к себе. Бедир коротко улыбнулся, беря древко правой рукой, левая жестко уперлась в плечо сына. Он предупредил: «Будет больно» — и, говоря это, резким движением сломал стрелу. Кедрин стиснул зубы, решив не скулить.
— Это действительно было испытание, — сказал он, с удовольствием услышав одобрительное кряканье Тепшена и увидев улыбку Бедира.
— Благодаря Тепшену, опасности нет, — сказал ему Бедир. — Если только стрела не отравлена. Правда, следует удалить наконечник. И это будет еще больнее.
Кедрин постарался как можно безразличнее пожать плечами. Бедир крикнул, чтобы Торим развел костер, достал из седельной сумы точило и заскользил им лезвием кинжала. Когда его удовлетворила достигнутая острота, он несколько раз провел кинжалом через пламя и кивнул Тепшену. Кьо опять обнял Кедрина, на этот раз сцепив пальцы так, что юноша оказался в мертвой хватке.
— Боли нет, — пробормотал он на ухо ученику. — Есть только честь и бесчестье.
— Я выбираю честь, — ответил Кедрин в надежде, что это не хвастовство, когда увидел, как отец подносит к нему кинжал.
Боль была ужасная, но он не закричал. Он бы и хотел, но это было бы позором, а юноша твердо решил показать, что является настоящим мужчиной — ничуть не хуже любого из присутствовавших. Он был рад, что его держат руки Тепшена, и что кьо служит столь крепкой опорой для его спины. Он смотрел не мигая, как острие кинжала Бедира взрезало его плоть, достаточно широко открыв рану, чтобы можно было убрать зазубренный наконечник. Тот вылез, весь в крови. Бедир принюхался к нему, затем отложил и произнес: «Теперь будет похуже».
Кедрин не мог понять, что может быть еще хуже. Но вскоре это выяснилось.
Бедир погрузил кинжал в пламя и держал, пока тот не раскалился докрасна. Затем прижал к ране. И было действительно очень тяжело не кричать. Бедир, казалось, бесконечно долго держал раскаленный металл у искромсанной плоти, и запах паленого сопровождался столь мощной болью, что мускулы челюстей заныли, силясь удержать крик. Все расплылось перед глазами. Он понял, что теряет сознание, ибо когда его глаза открылись, он лежал на спине, и уже вернулся Браннок.
Кедрин услышал, как разбойник говорит:
— Он был один. Я гнался за ним, но он добрался до леса, и я решил отпустить его. Он ждал в засаде, но вот чего я не понимаю: с чего бы ему устраивать засаду в одиночку?
Вместо ответа Бедир протянул лесному бродяге древко стрелы. Браннок изучил его и сказал:
— Дротт. Дротт-одиночка. Очень странно.
Тут Кедрин сел. Ему помогли подняться на ноги, а Бедир сказал:
— Нам надо ехать, Кедрин. Можешь сидеть на коне?
— Да, — кивнул юноша, впервые заметив, что его плечо обмотано полотном, а левая рука подвязана к груди. — Если меня подсадят.
Они подняли его в седло, и сразу же с высоты коня он увидел двух убитых и тушу раненой лошади, которой перерезали горло, чтобы прекратить страдания животного.
— Простите, — тихо произнес Кедрин.
— За то, что тебя ранили? — спросил отец. — В этом нет позора.
— Нет, — Кедрин покачал головой. — Потому что они умерли за меня.
— Они пали в бою, защищая своего принца, — сказал Тепшен Лал, не увидев смысла в объяснениях, почему такая смерть почетна.
Кедрин воззрился на кьо, готовый возразить, что имел в виду совсем не это; впрочем, он был не уверен, что, собственно, имел в виду. Он почему-то чувствовал, что засада была устроена только на него. Но Бедир поспешил вмешаться, не дав ему это объяснить.
— Нет времени на разговоры. Поехали!
В голосе отца прозвучала вполне понятная настойчивость. Но Кедрин почувствовал что-то еще за словами и увидел на лице Бедира нечто, подсказавшее, что не следует больше это обсуждать. И послушно хранил молчание, следуя за отцом. Тепшен Лал и Торим ехали по сторонам, как наседки, берегущие беззащитного цыпленка. Теперь Браннок и три тамурца ускакали вперед на разведку, но никаких новых засад не обнаружилось.
Они устроились на ночлег в предгорьях Лозин, устроив мертвым достойное погребение там, где место их последнего покоя не потревожат варвары. Кедрин отчаянно хотел спросить Бедира, почему тот дротт выделил именно его, ибо теперь не сомневался, что так и было.
Но его уже лихорадило, и он не находил нужных слов. Юноша метался в тревожном сне, и в его видениях проступало бледное, как у трупа, лицо, обрамленное белоснежными волосами, глаза призрака светились, как клинок, которым отец прижигал рану, и зловеще вперялись в него, а безгубый провал рта снова и снова шептал: «Умри, Кедрин, умри». Несколько раз принц внезапно пробуждался и видел, что Бедир или Тепшен Лал сидят рядом, обтирая его потное лицо и шепча что-то подбадривающее.
Но когда он пытался сложить из слов свой вопрос, они рассыпались, и он опять проваливался в свои тягостные сны.
Рассвет принес облегчение, теперь ему приходилось бороться только с тянущей болью в плече. Он по-прежнему вполне сносно сидел верхом, но шаг, который задал Бедир, был стремительным, и юноше пришлось сосредоточиваться только на езде, отбросив все посторонние мысли. А когда они снова остановились, он слишком вымотался для попыток обсудить свои подозрения. И решил не возвращаться к ним, пока за спиной не сомкнутся ворота Высокой Крепости.
И опять ему снилось то жуткое лицо. Оно возникало всякий раз, едва он закрывал глаза, как будто он вновь наблюдал за огромным Становищем в долине и видел создание, повернувшееся к нему, ищущее его ужас сквозь огонь, даль и тьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152