Вы мечтаете выиграть здесь борьбу, которую проиграли в сорок девятом. И победить не оружием, а силой своих знаний, отданных людям маленькой африканской страны.— Но что вы всем этим хотите сказать? — хрипло проговорил Мангакис. Лицо его осунулось, он словно сразу постарел.— Иногда достигнутое необходимо защищать с автоматом в руках! — отчеканил Корнев. — Вы были в ЭЛАС не меньше чем полковником.— Я отказался от прошлого!— И это говорит герой гражданской войны Микис…— Молчите! — вскочил Мангакис. — Вы… Откуда вы знаете мое имя?Корнев спокойно положил ему руку на плечо.— В юности я писал стихи о Греции и собирал вырезки — статьи, карты, фотографии. Наша война уже кончилась, и я не успел убежать на фронт, хотя и пробовал трижды. А вы дрались с фашистами…Он прищурился:— В одном из наших журналов был напечатан и очерк о вас, о полковнике ЭЛАС Микисе Ставропулосе!— В газетах было, что я погиб, — глухо ответил Мангакис.— У меня отличная память на лица, и ваше лицо все время казалось мне удивительно знакомым… полковник.Грек бессильно опустился на стул.— Я не хотел, чтобы Елена когда-нибудь узнала об этом. Дети презирают побежденных.— А вы уверены, что она ничего не знает?— Да.— Тогда почему же вы хотите, чтобы она видела вас сейчас побежденным — человеком, чьи идеи, чей почти десятилетний труд оказался растоптанным сапогами того фашиста, который, может быть, дрался против вас в Греции?— Замолчите! Я требую — замолчите!Голос Мангакиса был яростен, руки его дрожали.— Я и Елена, мы вне борьбы.— Хорошо. Забудем об этом, — неожиданно оборвал разговор Корнев.Он молча подошел к радиокомбайну, стоящему в углу, машинально нажал клавиш включения. Приемник был настроен на волну «Радио Габерона».Станция работала нормально. Передавали национальную музыку. И вдруг Корнев встрепенулся:— Вы говорите… пять минут одиннадцатого? Но тогда должны были передавать последние известия. Странно, почему они изменили программу?На веранде загрохотали шаги, Корнев поспешно выключил приемник, и почти сейчас же в холл вошел Хор.— Пока вам везет, джентльмены!Он сказал это мрачно, почти со злобой.— Эти болваны так обработали черномазого, что тот просто не в силах что-нибудь сказать. Да ладно, у меня есть еще кое-что в запасе на этот случай. Кстати, я советовал бы вам хорошенько подумать — ведь ни девушка, ни парень не умрут легкой смертью, если вы мне все-таки пытались солгать.Он обернулся к веранде и крикнул в темноту:— Тащи-ка его сюда, ребята!Двое наемников втащили потерявшего сознание Мануэля Гвено, бросили его на пол.Это были уже не Джимо с товарищем: парни служили раньше в полиции Боганы, еще при колонизаторах — в «спешиал бранч», особом отделе. Уж они-то умели вытряхивать из арестованных все, что те знали. В лагере они сотрудничали с агентами тайной португальской полиции — ПИДЭ, и Хор лично включил их в свою группу.— Симон, Ашаффа, пока вы свободны, — кивнул Хор палачам. — Идите.Подождав, пока наемники не покинули холл, майор обернулся к Мангакису и Корневу.— Способные ребята, а?Он кивнул в сторону сада.— И будет очень жаль, если к ним в лапы попадет… ну, допустим, белая девушка!Мангакис встал и, сжав кулаки, молча пошел на Хора. Тот вскинул автомат и упер его ствол в грудь Мангакиса.— Но, но! Хоть вы и с американским паспортом…Советник стиснул зубы, но остановился. Лицо его побагровело.— Вы не посмеете! — яростно выдохнул он. Хор опустил автомат и отошел к камину, плюхнулся в кресло, следя за каждым движением отца Елены.— Как знать… — скривился он, — на войне как на войне…Мангакис обвел его тяжелым взглядом, потом шагнул к распростертому на полу Гвено.— Когда-нибудь вы за это ответите, Хор!Сказав это, Корнев тоже шагнул вперед и стал на колени возле тела министра.— Вина!Он обернулся к Мангакису, и тот дал ему бокал, твердой рукой наполнив его вином. Корнев осторожно влил несколько капель вина в разбитый рот Гвено.Мануэль застонал и очнулся. Он увидел склонившегося над ним Корнева и попытался улыбнуться.— Ничего, — услышал Корнев его слабый шепот. — Мы… их сильнее… все равно сильнее…— Господин секретарь, скажите, где министр? При этих словах Хор мрачно улыбнулся. Мануэль Гвено слабо качнул головой. Его окровавленные губы зашевелились.— Скажите… Скажите им, кто я такой… Я… их… не боюсь…— Он бредит! — почти выкрикнул Корнев, стараясь заглушить слабый шепот Гвено. — Он потерял рассудок.— Это мы сейчас выясним. Симон!Один из солдат, втащивших Мануэля Гвено, немедленно появился с веранды, вытянулся.— Слушаю, сэр…— Позови-ка сюда Аде, да поживей!Солдат козырнул, снова щелкнул каблуками и кинулся исполнять приказание.Майор проводил его взглядом.— Так вот, господа, — обратился он затем к своим пленникам. — Я забыл вам сказать, что Аде знает вашего друга в лицо. Они же из одной деревни, что напротив нас, через лагуну.Майор посмотрел на часы.— У меня еще есть пятнадцать минут. Через пятнадцать минут мы уйдем, но я обращаюсь к вам, господин Мангакис, как к человеку более благоразумному. Большевики (он кивнул в сторону Корнева) всегда отличались безрассудным упрямством даже тогда, когда игра проиграна…— Как, например, под Москвой в сорок первом, под Сталинградом в сорок втором…Корнев выпрямился над вновь потерявшим сознание Гвено.Судорога исказила лицо Хора, рука его стиснула автомат, и в этот момент вошел Аде.— Слушаю, сэр…Хор нашел в себе силы сдержаться.— Ты знал Гвено, не так ли? — удивительно спокойно спросил он сержанта. — Парни сказали, будто ты говорил им, что вы с Гвено из одной деревни.— Так точно, сэр!Сержант изо всех сил ел глазами начальство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32