Она подошла к трупу, и сыщики последовали за ней.
— Вот видите, характерная странгуляционная борозда. Возможно, это след от шелкового шнурка. Скорее всего, убийца приготовил его заранее и во время сексуального контакта сзади накинул шнурок жертве на шею. Но убитый оказался сильнее, чем предполагал нападающий, и его пришлось каким-то тяжелым предметом ударить по голове, что и повлекло за собой смерть. Сильных повреждений и переломов на теле я не обнаружила. Есть только незначительные ссадины, по-видимому, полученные в момент удушения. О телосложении убийцы пока ничего сказать не могу. Скорее всего, покойный находился в горизонтальном положении в момент нападения, — довольная собой, Зинаида Артуровна с победоносным видом посмотрела на Гурова.
— Что с местностью? — обратился старший уполномоченный к криминалисту.
— Ни орудия убийства, ни предмета, который оставил борозду на шее, на месте преступления мной не обнаружено, — тоном ученика, отвечающего урок, выпалил Михаил.
Он очень уважал Гурова, восхищался его работой и немного побаивался.
— Да ты не переживай так, Миша, излагай поспокойнее, — усмехнулся Крячко.
— Вообще особых следов борьбы я не заметил, — откашлявшись, начал тот. — А погром в кабинете… Ну, наверное, что-то искали. Вот только странно, пальчиков много, а сейф идеально чистый. Ни одного отпечатка, словно его специально протерли. Или не пытались вскрыть… Да, и еще! Одежда убитого была аккуратно сложена и лежала на диване. Вот здесь.
— Молодец, Михаил! — Гуров не мог не похвалить Савичева.
Он понял по взгляду, что криминалист именно этого ждет.
— Спасибо, Лев Иванович, — Миша был смущен и доволен.
— Ладно, пойдем. Нужно сторожа допросить, — не обращая внимания на слова благодарности, Гуров направился к выходу. — Удачи. Увидимся.
— Стас! — окликнул Борис Крячко, когда тот уже был в дверях. — Портрет я тебе к концу недели обещаю сделать.
— Да пошел ты!
Кроме самого полковника, шутка понравилась всем.
Когда Гуров и Крячко вышли в фойе, они увидели сторожа. Он стоял на том же месте, где с ним расстались сыщики.
— Ты что, дед, так и простоял здесь все время? — искренне удивился Стас.
— Да вы же сами сказали, будь здесь…
— Я театр имел в виду, — сказал Крячко, еле сдерживая смех.
— Ну а я чего, думаю, вдруг позовут, спросить захотят, узнать, все выяснить, а меня нет… А я чего, я ничего, думаю, так даже лучше. Ничего, подожду здесь.
— Как тебя звать, «чего ничего»? — рассмеялся Станислав.
— Василий Михайлович, — старик неуверенно, видимо, из-за привычки бесприкословно подчиняться начальству, издал звук, отдаленно напоминающий смех.
— Нам нужно задать вам несколько вопросов, — разрушая идиллию, командным тоном произнес Гуров. — Пройдемте в какой-нибудь свободный кабинет. Ключи от комнат у вас?
— Да! — с готовностью ответил сторож. — На вахте все ключи. Только зачем в кабинет?.. Может, лучше ко мне в каморку? У меня и чаек есть. Можно…
— А кофеек есть? — оживленно поинтересовался Крячко.
— Нет, — старик растерялся.
— Ну, что же ты, Михалыч! Ладно, веди, чаек тоже пойдет. Мы со Львом Ивановичем чаек тоже уважаем, — сказал Станислав и с наслаждением вздохнул в предвкушении удовольствия от горячего чая.
— Я извиняюсь, а как вас самого величать и в каком вы звании? — с уважением спросил сторож.
— Лев Иванович у нас — старший оперуполномоченный по особо важным делам. А я… — Крячко сделал многозначительную паузу. — Полковник Крячко. Ну, где твоя каморка?
— На первом этаже, рядом с вахтой.
— Ну, веди! — скомандовал Стас.
На первый этаж они возвращались той же дорогой, которая привела их к директорскому кабинету. На обратном пути сторож снова был не очень разговорчив. Только у черной лестницы он дословно повторил фразу об опасных ступеньках. И на выходе из подвальных помещений предупредил о низенькой балочке. Обе фразы о соблюдении техники безопасности он адресовал Крячко, потому что считал звание полковника выше должности старшего оперуполномоченного, тем более что Стас именно так это и преподнес, а Гуров не возражал.
Комната сторожа была очень маленькой и отличалась сравнительной чистотой и унылой мебелью, которая имела такой вид, словно ее принесли со свалки. Единственным ярким цветовым пятном в интерьере были желтые занавески. У окна стоял круглый столик, весь в черных пятнах от сигаретного пепла и белесых разводах от стаканов. На нем были пепельница и электрический чайник. Рядом со столом стояли старенькая деревянная табуретка и кресло, сделанное очень грубо в стиле восемнадцатого века. По всей вероятности, списанный реквизит из какого-то спектакля. У одной стены стоял выцветший двухстворчатый шкаф, у другой — продавленный низкий диван, на котором сидела молодая симпатичная женщина. Она обернулась на звук открывающейся двери. Лицо у нее было бледным, немного припухшим, а глаза красными, как будто она недавно плакала или плохо спала ночью. А может, и то и другое вместе.
— Лиза? — сторож был явно удивлен, увидев у себя в комнате гостью. — Ты чего тут? Видишь, я тут с товарищами! Иди! У нас разговор серьезный! — сказал он тоном начальника.
— Да я, дядя Вася, швабру взять зашла.
Оправдываясь, женщина встала с дивана и подошла к шкафу.
— Я вчера уборку не успела закончить, — доставая из шкафа швабру и ведро, Лиза продолжала говорить монотонно, словно разговаривала сама с собой. — Ничего, я быстренько. Мне чуть— чуть осталось.
— Вы — уборщица и вчера были в театре? — Гуров произнес фразу очень быстро.
Лиза выронила ведро, и оно с грохотом упало на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65