Роман Петрович напомнил о себе - кашлянул. Аким Семенович поднял широкое морщинистое лицо и проворчал: - Стоишь над душой!.. Опасения Романа Петровича усилились. Он знал, что, если Аким Семенович отвечает неохотно, значит, новости скверные. - Письмо получил? - спросил Роман Петрович. - "Письмо, письмо"! - рассердился старик. - Наобещали там!.. "Письмо"! Он запнулся и стал раскуривать люльку, откинув с чубука узорчатую медную крышечку. Это еще больше встревожило Романа Петровича. - Я спрашиваю тебя, Аким Семенович, - резко бросил он, - где письмо? Старик занялся своей трубкой еще усерднее. Густые клубы дыма окутали его морщинистое лицо. - Что случилось с женщиной? - Голос Романа Петровича звучал беспокойно. Скажешь ты или нет? - Умерла, вот что! - выпалил Аким Семенович. И добавил тише: - Еще два месяца назад. - Умерла?! Всего ожидал Роман Петрович, но только не этого. - От тифа, - хмуро добавил Аким Семенович. - В неделю сгорела... Наконец он выпустил из зубов свою трубку. Разогнал рукой окутавшие его клубы табачного дыма. - Вот... - Он протянул Роману Петровичу на громадной, заскорузлой ладони маленькое серебряное кольцо. - Просили передать парнишке. Мать оставила. Когда ее выносили из камеры в санитарный околоток, она очнулась и передала. Сказала - сыну оставляет. Роман Петрович растерянно взял кольцо, не зная, что с ним делать. Колечко было старое. Края его стерлись настолько, что стали острыми. Аким Семенович поднял дымящуюся трубку и, держа ее на отлете, медленно произнес: - Уж теперь, Роман, не оставляй мальца. Раз взялся, приберег... так сохрани. Вывези его из города прочь. - "Вывези"! - бросил в сердцах Роман Петрович. - Легко сказать - вывези. Знал бы ты, что за характер у хлопца! Видел же ты его в Общественном собрании? - А у нас-то что... характеров нету? У нас... Роман Петрович не дослушал его. Со злостью запустил он кольцо в угол хаты и повернулся к выходу. - Стой! Аким Семенович поднялся за столом - огромный, тяжелый, грозный - и строго показал пальцем в угол: - Не швыряй. Это тебе не безделка - память замученной матери! Что она еще могла оставить сыну? В тюрьме-то! Ты должен передать мальчонке кольцо. Не сейчас, так после. Мальчонку-то мать... ласкала. Кольцо на руке было. Малец узнает его. Беречь будет. Память! Роман Петрович отыскал взглядом блестевшее у стены колечко, быстро поднял его и вышел из хаты. Аким Семенович яростно курил. Серые облака едкого махорочного дыма заполнили хатку.
ПРОЩАНЬЕ
После работы Роман Петрович прошел к стоянке рыбачьих лодок. На взморье было тихо. Ясное, до боли в глазах, небо сливалось на горизонте с ослепительно блестящим неподвижным морем. В тишине оглушительно громко звучали скрипучие голоса чаек. Шаланда Христи Ставранаки отличалась от остальных широкой, крепкой кормой и сильно приподнятым острым носом. Сидела она на воде плотно, как сытая гусыня. Шаланда пропахла рыбой, смолой и особым крепким запахом Азовского моря. На носу было выведено яркой киноварью: "Кефаль", хотя сама шаланда ничем не походила на эту стройную серебристую рыбку. Еще вчера было решено: собираться у шаланды поодиночке. И сейчас Роман Петрович присматривал, как подойти вечером к стоянке, чтобы не сбиться в темноте с пути. Из города лучше всего было идти напрямик, минуя дорогу через рыбачий поселок. Все было подготовлено к отъезду. Лишь одно беспокоило Романа Петровича: Гринька. Хлопчик спросит: где письмо? Дать ему кольцо? Об этом нечего и думать. Он сразу догадается, что с матерью что-то произошло. Еще надумает отомстить контрразведчикам за гибель матери. Занятый своими размышлениями, Роман Петрович не заметил, как вошел в город. Машинально шагал он по улице, пока не наткнулся на ларек с красной, похожей на помидоры хурмой. - Яваш, яваш3! - закричал торговец-перс с сухим, коричневым лицом и выкрашенными в красный цвет бородой и ногтями. Обеими руками оттолкнул он Романа Петровича от лотка и нагнулся за скатившимися на пыльную мостовую сочными плодами. Роман Петрович осмотрелся. Рядом с лотком он увидел вывеску харчевни "Париж". Роман Петрович толкнул дверь харчевни и, войдя, уселся за пустой столик. К нему подошел хозяин - черный, усатый и мрачный, с крючковатым, цепким носом. Молча принял он заказ, скрылся за стойкой и спустя минуту поставил на стол стакан вина, прикрытый от мух желтым блюдцем. Не спеша потягивая кислое, вяжущее рот вино, Роман Петрович посматривал в окно. По-прежнему сверкало под солнцем море. Над ним белыми лоскутами парили чайки. Все напоминало о скорой разлуке. И нельзя было пойти домой, провести последний час с Гринькой. О чем стали бы они говорить? Только о письме, которого нет и не будет. ...Соборный колокол пробил семь часов, когда Роман Петрович вернулся домой. Гринька сидел возле окна, безразлично глядя в сад. - Досадная штука вышла, дружище! - сказал Роман Петрович, стараясь опередить его вопрос и держаться непринужденно. - Письмо принесут только к лодке. - Кто принесет? - настороженно спросил Гринька. - Человек, с которым ты поедешь в Советскую Россию. Гринька ничего не ответил. Он сидел напряженно выпрямившись и строго смотрел в глаза Роману Петровичу. - Ну вот!.. - Роман Петрович смущенно потрепал его по плечу. - Теперь скоро. Гринька медленно поднялся со стула. - Я пойду на шаланду, - сказал он, упрямо пригнув голову, - в море пойду... куда хочешь, но если не будет письма... не поеду никуда. Силком не увезете. Я не маленький. Вырвусь. В воду прыгну, а не поеду. - Будет тебе весть от матери! - Роман Петрович пытался строгостью прикрыть свое смущение. - Будет! А Гринька быстро, спеша закончить свою мысль, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28