В остальном банкет проходил тихо и солидно, совсем не напоминая лихие попойки далекой молодости. Всего собралось человек двадцать капитанов 2-го и 3-го рангов. Разговоры, разумеется, шли только о войне. Согда меня попросили рассказать об обстановке в районе Соломоновых островов, я с готовностью согласился.
- Не знаю, - сказал я, - как видится ситуация из Японии, но в зоне боевых действий она представляется кромешным адом. Вы не хуже меня знаете, насколько можно верить официальным сводкам, которые выпускает Главный штаб в Токио. Нам удалось достичь там нескольких тактических побед, но стратегически мы постоянно проигрываем. Нам приходиться использовать эсминцы и подводные лодки в качестве транспортов. А вы понимаете, что это за транспорты. Одно название.
Меня слушали внимательно, но кто-то заметил, что все-таки сегодня праздник. Стоит ли говорить о столь мрачных вещах?
Пили много, но как-то туго пьянели и разошлись гораздо раньше, чем рассчитывали. Прощаясь под прохладным ветерком звездной ночи, хлопали друг друга по плечам, жали руки, повторяя: "До встречи". Но эта фраза звучала как-то не очень убедительно. Так и случилось. Мало кто уцелел в войне из нашей группы.
Генерал Тодзио мог полностью игнорировать своего офицера связи с флотом, но был не в состоянии игнорировать представителей военно-морского командования, с которыми встречался почти ежедневно на стратегических совещаниях. Последнее из таких совещаний имело место 31 декабря в Императорском дворце в присутствии Императора Хирохито. На совещании было принято единодушное решение эвакуировать наши войска с Гуадалканала.
Последние дни отпуска, которые я провел в кругу семьи, пролетели счастливо, но очень быстро. 7 января я вернулся в Куре, а через три дня пришел приказ, освобождавший меня от командования эсминцем "Амацукадзе" и предписывавший мне явиться в распоряжение командира военно-морской базы Йокосука. Новое место службы находилось всего в нескольких милях от моего дома!
Через неделю я снова вернулся в комфорт домашней жизни и почувствовал себя совершенно больным. Врачи посчитали, что моя болезнь явилась результатом переутомления от изматывающей службы в море в условиях военного времени. Не знаю, были ли они правы, но мне пришлось проваляться в постели две недели.
Мои страдания еще более усилились, когда 25 января пришел приказ о назначении меня командиром 19-го дивизиона эсминцев. Согласно этому приказу я должен был через два дня вывести в море на учения четыре только что введенных в строй эсминца. Я позвонил капитану 2-го ранга Насагава и сообщил, что болен. С пониманием старого друга он пожелал мне выздоровления, заверив, что к этому времени будут еще несколько вакантных должностей подобно этой.
Мое выздоровление шло ужасающе медленно. Я никогда не чувствовал усталости в бою. В море мне всегда хватало пары часов сна, чтобы зарядиться энергией, порой на пару суток. Теперь я, наконец, понял, насколько изнуряет морская служба и почему адмирал Нагумо выглядел столь измученным, когда я видел его в ноябре на Труке.
Я полностью почувствовал себя здоровым только в конце февраля и, позвонив Насагава, попросил его найти мне какую-нибудь хорошую должность. Его туманный ответ дал мне почувствовать, что обо мне уже успели позабыть. Я звонил в управление кадров флота почти ежедневно, но лишь в начале марта Насагава сообщил, что я назначен командиром 27-го дивизиона эсминцев.
- Что? - в ужасе почти закричал я. - Почему 27-го?
- Минутку, Хара, - сказал он. - Не горячись. Успокойся и выслушай меня. Я знаю, что 27-й дивизион имеет дурную славу, но это делает твое назначение еще более почетным. Командование считает, что только офицер с твоими способностями и опытом может превратить тот дивизион в настоящее боевое соединение.
Конечно, когда офицера впервые в жизни назначают командовать четырьмя кораблями, это следует всегда рассматривать как большую честь, независимо от того, чto это за корабли. Кроме того, я упустил прекрасное назначение из-за болезни. Так что мне нечего было жаловаться. Но все-таки я был очень расстроен.
27-й дивизион состоял из четырех старых эсминцев водоизмещением по 1700 тонн, с трудом выжимающих 30 узлов полного хода. Их экипажи состояли из плохо обученных запасников старших возрастов, над которыми экипажи других кораблей только потешались. Вступать в командование этим дивизионом значило брать на себя очень большую заботу и ответственность.
Вздохнув, я ответил Нагасава, чтобы он понял меня правильно. Я приму командование и сделаю все, что в моих силах для превращения этого дивизиона в лучшее боевое подразделение 2-го флота. Куда я должен теперь явиться?
- Мне нравится твое настроение, Хара, - обрадовался Нагасава. - Три твоих корабля находятся сейчас на Труке, а эсминец "Сигуре" ("Осенний Дождь") ждет тебя в Сасебо.
9 марта я прибыл в Сасебо и тотчас отправился на эсминец, чтобы принять дела. Одного взгляда на экипаж корабля было достаточно, чтобы понять, что меня ждет трудная работа. Мои новобранцы на "Амацукадзе", которых я начал обучать еще до начала операции у Мидуэя, выглядели по сравнению с нынешними старыми морскими волками. А эти напомнили мне плохо дисциплинированную армейскую роту, случайно попавшую на военный корабль. Но я не сомневался, что сумею сделать из них настоящий экипаж боевого корабля.
Что касается самого эсминца "Сигуре", то он мне показался совсем дряхлым. Новые эсминцы развивали скорость до 38 узлов, в то время как "Сигуре" задыхался уже на 30-ти. Но я все-таки надеялся, что несмотря на все эти недостатки, "Сигуре" сможет показать себя в бою не хуже более современных кораблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91