Все шипы проколоты. Должно быть, хорошие люди мистера Джаганатана с жаждой знаний, в утолении которой им отказал плохой белый мужчина, совершили мелкую месть. Краббе выругался, придерживая миссис Толбот.
– Глядите-ка, что эти свиньи сделали с моими покрышками.
Миссис Толбот поняла шутку и от всего сердца, почти трезво расхохоталась.
– Ничего смешного, – буркнул Краббе.
– Теперь вам придется отправиться ко мне домой, – сказала она.
– Давайте ключи от машины.
– Нет. Я сама вожу собственную машину.
– Только не сегодня. Давайте ключи.
– Нет. Садитесь.
Краббе заколебался. Почему-то она казалась протрезвевшей. Язык не заплетался; ключ зажигания был ловко вставлен.
– Ну. Поехали?
Машину она вела слишком быстро, но реакции вполне нормальные. Виляла по дороге из стороны в сторону, но быстро нажимала на тормоз. Возвращавшийся домой велорикша на много ярдов избежал гибели.
– Слушайте, – заметил Краббе, – дорога не та. – Она свернула с главного шоссе, мчалась к аэропорту. На слова его не обратила внимания. – Не та дорога, – повторил он.
– Да, милый. Знаю, что не та.
– Гогда какого черта вы делаете?
– Разве не знаешь, милый? Там, дальше по дороге, есть симпатичное тихое место, где нам с тобой будет вполне уютно.
– Но, черт побери…
– И я говорю. Черт побери всё. И всех. Молодость бывает лишь раз.
Физическое наслаждение само по себе хорошо, а некоторые мистики утверждают, что Бог точно так же хорош, как хорошо на вкус яблоко. В любом случае, не стоит отказываться от предложенного добра, несмотря на мораль, честь, личную гордость (она мстит Бэннон-Фрейзеру), сознание, что рано или поздно возникнет чертовская куча проблем. Краббе взял предложенное, как дольку апельсина, очищенный банан. Тем временем дождичек стучал по крыше машины, а на диспетчерской башне светился красный огонек – понапрасну.
7
– Брат, брат! Не сиди без конца у себя в магазине. Пойдем сегодня с нами выпивать.
Мохиндер Сингх пребывал в нерешительности. У них все очень хорошо. Картар Сингх – полицейский констебль, жирный, счастливый сознанием, что сейчас, за два года до пенсии, повышенья уже не получит. Тейя Сингх, безмятежно глубоко дышавший пузом-валуном, – ночной уличный сторож при китайском отеле. Никому терять нечего. Тогда как ему, Мохиндер Сингху, приходится идти своим путем, и терять есть чего: крупный годовой доход за свободно прогулянный день. Он пребывал в нерешительности.
Картар Сингх до того разжирел, что был вынужден пересматривать эстетические стандарты. До того разжирел, что не выглядел толстым; триумфальная жирность звучала какой-то победной восторженной утверждающей песнью, а не панихидой по исчезнувшим мускулам и выпиравшим кишкам. К этой жирности и сводился сам Картар Сингх: его плоть воспевала громоздкими кантиленами с сочными педальными нотами конгениальную самодовольную глупость, глупость, по своей сути не менее положительную, чем солнце. Примерно неделю назад Картар Сингх патрулировал улицы с констеблем помоложе – со смышленым малайцем, – и часы над банком пробили час.
– Теперь все, – сказал малаец. – Пора отчитываться за дежурство в участке.
– Откуда ты знаешь? – спросил Картар Сингх.
– Часы только что пробили, – ответил малаец.
Картар Сингх от души рассмеялся и говорит:
– Дурак, ну и что? Эти часы то и дело бьют.
Тейя Сингх представлял собой одни грязные седые волосы, чуть пробившуюся редкую бороду, грязные белые одежды и тюрбан, который постоянно надо было поправлять. Спал всю ночь на койке сторожа, досыпал днем. Теперь взял выходной от спанья – редкий случай.
– Смотри, – сказал Картар Сингх. – Вот бутылка доброй самсу, которую я получил в виде взятки от одного китайца. Очень светлая. Значит, хорошая. Возьми из своей кассы деньги, брат, ибо у нас нет ничего, пойдем в какой-нибудь кедай, потешимся.
Мохиндер Сингх пребывал в нерешительности. Оглядел магазин: рулоны материи, слоны из мыльного камня, трусы, соски для младенцев, бритвенные лезвия, единственный комод из камфорного дерева – и сказал:
– Трудно. Хозяин должен в магазине сидеть.
– Не всегда, брат. Мы, сикхи, время от времени должны встречаться. Нас так мало, а других рас так много. Мы должны показать миру солидное лицо, показать, что мы все заодно. Давай, брат, запусти руку вот в эту с верхом полную кассу, пойдем с нами в кедай поразвлечься.
Мохиндер Сингх забрал из кассы все ее содержимое – две долларовые бумажки и горсть мелочи, – запер дверь. Подозрительно глянул на высохшего китайца, который сидел в трусах, ковыряя в зубах, у соседней аптекарской лавки, на портного-малайца через дорогу.
– Не надо бы мне это делать, – сказал он, – арендная плата за месяц еще не уплачена.
– Что такое арендная плата, брат? Тирания домовладельцев. Пошли.
Рука об руку они проследовали по крытому проходу, приветствуя разнообразных знакомых. Вошли в Мусульманскую столовую Чень Леня, заняли центральный стол, громко потребовали стаканы. Потом откупорили свою самсу и выпили друг за друга.
– Что с нами будет, – спросил Тейя Сингх, – когда они получат свою независимость? Вижу впереди тяжелое время для сикхов.
– Сикхи против всего света, – сказал Картар Сингх. – Что такое немножко малайцев и еще немножко китайцев? Мы – раса воинов, можем биться за свои права.
– Где твой браслет? – спросил Мохиндер Сингх. – На запястье у тебя пет браслета. Каждый сикх должен носить браслет.
– Я способ нашел открывать им пивные бутылки, брат. К несчастью, он сломался. Другой раздобуду.
– Все время нами помыкали, – заметил Тейя Сингх. – Мы такие же люди, как и все другие на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59