Чувства молодой женщины так неожиданно прорвались, что слезы побежали по щекам, пока она отвечала на его поцелуй.
– От беспокойства за тебя я стал почти сумасшедшим. Я знал, что ты совершишь какое-нибудь безумие, чтобы помочь мне, и каждый день молился, чтобы тем самым ты не погубила себя, – прошептал де Рассак, затаив дыхание.
– Ты это знал?
– Ты не будешь сидеть сложа руки в замке и не примешь от судьбы ответа «нет». Это твоя вторая натура.
– Я не приму «нет» и от тебя, Трис, – тихо сказала Мари. – Давай уедем вместе. Я знаю, что не смогу заменить тебе «Мимозу», но в наших силах построить вторую «Мимозу» там, где мы захотим. Никто не сможет запретить нам поддержать связь с Троем. Никто не сможет запретить ему посещать нас. Отъезд – это не конец, это начало.
Тристан вздохнул:
– Мне стоит большого труда не поддаться твоим уговорам, если ты каждым сантиметром своего тела доказываешь, что жизнь еще так много может мне предложить.
– Хорошо, – Мари бесстыдно потерлась о его бедра. – Пусть так и будет.
Его руки скользнули по юбкам жены назад, спокойно обхватив ее бедра:
– Ты не будешь презирать меня, если я выберу простейший путь? Если я не стану бороться за свою честь?
Мари закатила глаза, подавила горький смешок и серьезно сказала:
– Ты будешь ненавидеть меня за то, что я – единственное, что осталось в твоей жизни?
– Если ты не ненавидишь меня за то, что «Мимоза» навсегда останется в моем сердце.
– Мужчина, которого я узнала, обладает большим сердцем. Там есть место и для «Мимозы», и для Троя, и для меня. И для всех воспоминаний, которые ты захочешь взять с собой.
Де Рассак схватил ее ладони и молча удерживал их в своих в руках. Мари безмолвно молила всех святых, которых вспомнила, чтобы его любовь и доверие к ней оказались достаточно велики, чтобы победить гордость и «Мимозу».
С бьющимся сердцем она ответила на взгляд Тристана и попыталась передать ему свою уверенность. Они могли это сделать, но решение он должен принять сам. Мари сказала все, что хотела.
Наконец Тристан выпустил ее ладони и склонился над посланием короля, которое так небрежно выронил. Он поднял его и в последний раз пробежал глазами содержание. Потом свернул и покрутил между пальцами.
Страх наполнил грудь Мари. Она почувствовала внутреннюю борьбу мужа и ждала его решения.
Тристан пристально смотрел на нее. В его глазах читалась такая тоска, что разрывалось сердце.
В конце концов он протянул ей свиток. Мари всхлипнула и схватила его дрожащими пальцами. Она не отваживалась спрашивать. В глазах молодой женщины блестели слезы.
– Десять дней – это немного, чтобы все устроить, – наконец сказал Тристан, и она облегченно вздохнула. – Так что давай больше не будем терять ни минуты.
Мари смахнула слезы, улыбнулась мужу и протянула ему руку. Через минуту они покинули подвал, и дверь за ними захлопнулась.
Эпилог
Жислен смотрела в окно салона, выходившего на тог, в ту сторону, где было море. В этот час отправлялся корабль, который должен был увезти Тристана. Она не плакала – слезы давно иссякли.
После того как Анри рассказал ей, что случилось, он пробыл у нее всю ночь. Брат, как мог, пытался утешить, осушить ее слезы. Его заверение, что он обеспечил Тристана деньгами и дал ему беспроцентный займ, ни в малейшей степени не ослабляло боль Жислен.
Где-то в глубине души она надеялась, что бывший возлюбленный вернется к ней, когда возбуждение от новизны, исходившей от Мари, пройдет. Или что она сможет, по крайней мере, видеться с ним по-соседски. Все это теперь стало невозможным. Тристан навсегда исчез из ее жизни. Ей остались лишь воспоминания и три дюжины его портретов, написанных ею со времени их разрыва.
– Почему ты так печальна?
Жислен услышала голос Жака, но не обернулась. Никто не сказал ему, что Тристан уезжает. Анри обычно не говорил с ним, а у нее самой не осталось сил. Высказать все вслух означало безвозвратно сделать это реальностью.
– Я не хочу, чтобы ты была грустной. – Граф подошел ближе и остановился рядом с-женой. – Вот, у меня для тебя кое-что есть.
Непроизвольно Жислен обернулась к нему. В его огромных лапах сидел котенок, едва ли больше яблока, и яростно шипел. Жак протянул его супруге с сияющей улыбкой:
– Теперь ты больше не грустишь.
Она посмотрела на котенка, но ничего не почувствовала. Боль не оставляла места для других чувств.
– Возьми его, Жислен. Смотри, какой он мягонький, – настаивал Жак.
– Может быть, позже, Жак. Отнеси его обратно, к его маме. – Больше всего на свете ей хотелось сейчас побыть одной.
– Тебе станет гораздо лучше, если ты возьмешь его и погладишь, – упорствовал граф, подчеркивая свои слова энергичными жестами. Разозленный таким обращением котенок впился своими крохотными зубками в большой палец Жака. Тот вскрикнул, раздался тихий, хруст… Шипение смолкло и головка котенка вяло откинулась набок. Из пасти торчал кончик розового язычка.
Жак уставился на свои руки.
– Нет, – прошептал он. – Нет, я этого не хотел. Опять…
Жислен медленно подняла голову. Как будто холодная ладонь погладила ее по спине.
– Опять? – тревожно переспросила она. – А что, это уже случалось?
Муж не смотрел на нее, только поглаживал пальцем маленькую головку котенка.
– Жак, я тебя о чем-то спросила, – резко сказала Жислен. – Отвечай мне.
– Ты будешь сердиться, – невнятно пробурчал он.
Графиня собрала все свое самообладание:
– Нет. Если ты расскажешь, что случилось.
– Я сделал это не нарочно, – он подергал мертвого котенка за ушко. – Правда. Я только не хотел, чтобы ты плакала.
– Что же ты сделал… ненарочно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67