Когда вышли с собрания, он долго шел молча рядом с Лариненом, и только когда Вейкко остановился, чтобы попрощаться, устало вздохнул:
— Досталось мне сегодня, Вейкко Яковлевич.
— Вы считаете — они не правы?
— Не знаю.
— Кто же знает?
— Видишь ли, я не знаю, какова позиция райкома в этом вопросе. Ты, наверно, знаешь. Если в райкоме считают, что так должно быть, то они правы, эти рабочие.
— При чем тут райком? Ведь рабочие говорили то, что думали...
— Мнение рабочих можно подготовить,— перебил Коллиев.— Обработать их. Этим ты и занимаешься.
— Я?
— Кто же еще. По всему видно...
Под конец Коллиев все же признался:
— Трудно мне работать. Не тяну уже, стар стал, спотыкаться начал. Решил я подать заявление. Как райком решит, так и будет. Если надо — останусь работать. Найдут нужным, пойду на другую работу. Вот так-то...
Луна скрылась за тучами. Стояла кромешная тьма, когда Вейкко добрался до берега пролива, и ему пришлось немало повозиться, чтобы завести мотор. Наконец лодка помчалась через пролив к огонькам, мерцавшим на другом берегу. Вейкко различил среди огней и свой дом. Его ждут. А может, матери стало хуже и поэтому свет на ночь не погасили.
Матери в доме не было. Это Вейкко почувствовал сразу, как только вошел в кухню. Но он все-таки заглянул первым делом в ее комнатку.
— Айно увезла ее.
Ирина говорила вполголоса, словно больная была еще дома и спала.
— Что Айно сказала?
— Ничего особенного. Сказала, что поправится.
— И больше ничего не сказала? — Вейкко посмотрел на Ирину в упор. Ирина отвела взгляд.— Ирина, что сказала Айно?
— Ничего. Забрала и увезла. Собирается отправить в районную больницу.
Вейкко не стал расспрашивать жену, да той и нечего было больше сказать.
— Что интересного там на собрании было?
— Собрание как собрание. Давай попьем чаю.
За столом Ирина рассказала об Андрее и Наталии. Стараясь отвлечь Вейкко от тяжелых дум, она изложила это событие в самом комическом свете. Вейкко сидел сосредоточенный и хмурый, только под конец улыбнулся:
— Живем, как в старые времена в большом мире жили. Флот бунтует, и женщин крадут.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Воскресенье. Утро выдалось ясное, но холодное.
О боже, уже почти десять.
Обычно так долго Мирья не спала.
Постель матери заправлена, на столе — завтрак, накрытый ватной муфтой. Значит, мама сходила и в столовую. Ай-ай, как нехорошо получилось: ведь ходить за завтраком входит в обязанности Мирьи. Но мама есть мама. Наверно, посмотрела, как сладко спит ее доченька, и не стала будить. Куда она ушла? В воскресенье и то ей дома не сидится.
Мирья открыла форточку и, вдыхая всей грудью свежий воздух, пропахший смолой и чуть пьянящий, стала быстро делать зарядку. Потом вышла в сени и умылась обжигающе студеной водой. Растерла тело докрасна мохнатым полотенцем.
За завтраком Мирья опять с ужасом подумала, что здесь у нее такой хороший аппетит и ест она больше чем нужно.
Вой как успела раздобреть! Надо что-то предпринимать. Но что поделаешь, если аппетит такой... Может быть, как-то ограничивать себя в еде, да надо, конечно, побольше двигаться.
Двигаться пока приходилось немного. Она еще нигде не работала, ее работой пока была учеба, прежде всего ей предстояло усвоить хоть немного русский язык. Она завела узкую длинную тетрадь, в которую ежедневно вписывала тридцать новых слов. На следующий день проверяла, помнит ли она их, и составляла из них фразы. Кроме того, каждый день она должна что-то усвоить из грамматики и выполнить упражнения на новые правила.
Не успела Мирья повторить на память выученные вчера слова, как увидела, что к ним идет Нина. Нина на год старше Мирьи, круглолицая, краснощекая, коренастая девушка, вечно улыбающаяся как ясное солнышко. Родом Нина с берегов Сийкаярви. Говорит она на карельском диалекте, очень близком к финскому языку.
Широко распахнулась дверь, словно иначе с габаритами Нины невозможно было войти в дом; она вся расплылась в улыбке: «А вот и я».
— Тервех, Мирья! Опять ты за книжками сидишь? Отдохни. Сегодня же выходной, никто не работает.
— Разве это работа?
— А где муамо?
Мирья не успела ответить, как услышала следующий вопрос: «Ты уже завтракала?» И, не дожидаясь ответа, Нина затараторила: «Знаешь, как на улице хорошо, ну просто...»
Пришлось отложить книги. Наверно, Нина хочет сообщить ей какую-нибудь важную новость. Не пришла же она только ради того, чтобы спросить, где Елена Петровна и позавтракала ли уже Мирья.
— Ну, что ты хочешь сказать мне?
— Знаешь,— шепнула Нина,— Васели приехал.
— Васели? — Мирья старалась вспомнить: Васели, Васели...
— Не помнишь? Мой брат. Сколько раз я говорила о нем.
— Ах, да! — вспомнила Мирья. Правда, разговор о Васели шел только раз. Нина рассказала как-то, что ее старший брат вырос в детдоме и учится в университете.— Он приехал на каникулы? — спросила Мирья.
— Да нет. Он ушел...— Нина засмеялась.— Васели у нас такой. Ну понимаешь, парень толковый, только вот немножко того. Взбредет ему что-нибудь в голову. Но он вернется в университет, в будущем году. Приехал сюда на год. Вот мама обрадуется. Пойдем к нам.
Такая уж она, эта Нина: раз приехал брат, значит, надо позвать гостей. Хотя гостей некуда и звать. Дом Нины в пятнадцати километрах отсюда. Там живут мать с отчимом и младшая сестренка. В Хаукилахти Нина живет в общежитии, их пять девушек в одной комнате.
— Куда «к нам»? — спросила Мирья.
— Да к нам, в общежитие. Должна же ты увидеть Васели. Они там сидят, девчата и он, чай пьют и лясы точат.
«Лясы точат?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112