Усевшись на край постели, мальчик старался разобраться, чем могут быть связаны между собой Нина и память об отце, его болезнь и враждебность взрослых. Почему всех так раздражает свет в его душе, которым он жил эти дни, и застенчивый отклик Нины на его чувство?
Ах, да позвольте же мне жить! — тихонько выкрикнул Юстас в пустой палате и сам испугался собственного голоса. Раньше он бы так не сказал, потому что в этих словах таились и ярость, и напряжение воли, и размежевание с другими людьми. Самое худшее было то, что взрослые заставили его трезво обдумать дальнейшую жизнь, когда он покинет этот старый, пропитавшийся неприятными запахами санаторий.
Что тогда будет и что станет делать Нина? Мелькнут ли они еще в жизни, в судьбе друг друга, встретятся ли?
Еще с утра подобный вопрос не вызывал в нем никаких сомнений. После посещения матери восхитительный хрустальный шар его иллюзий подернулся пеленой сомнений.
Прежде всего ему следовало поговорить с Ниной.
Во время обеда Юстас поймал вопросительный Нинин взгляд и тотчас ответил глазами: все хорошо; только вдруг почувствовал, что смотрит на нее как будто глазами матери, и смутился. Ему сделалось интересно — может ли так быть? — еще раз поглядел, внимательно оценивая. Словно взрослый человек на избалованного капризного ребенка. Нина заподозрила что-то неладное и вся напряглась, будто пугливый зверек. Не поднимая больше головы, быстро закончила есть и самая первая вышла из столовой. Казалось, Юстас ее чем-то обидел.
Поев, мальчик забрался по лестнице к девчонкам на этаж, смело рванул дверь Нининой комнаты и вошел внутрь.
Она и несколько еще девочек испуганно уставились на него — неслыханное дело, чтобы мальчишка осмелился так дерзко ворваться в святой храм! — но Юстасу теперь было все равно.
— Нина, нам надо поговорить,— произнес Юстас.— Выйди на минутку.
Девочка сильно покраснела, привычным движением перекинула толстую золотистую косу с одного плеча на другое.
— Никуда я не пойду,— ответила, разворачиваясь к окну.
Юстас шагнул к ней, твердо сжал локоть и вывел из палаты.
— Чего ты хочешь? — прошептала в коридоре Нина.— Зачем ты меня мучаешь?
Не говоря ни слова, Юстас втянул ее в пустой класс и плечами подпер дверь.
— Нам нужно поговорить,— повторил.— Сегодня ко мне приезжала мать.
— Знаю.— Нина повернулась спиной, подошла к большим счетам для первоклассников и принялась передвигать цветные костяшки.— Ну и что из этого?
— Ничего. Через неделю еду домой. Почему ты меня избегаешь? Осталось так мало времени...
— И хорошо, что уезжаешь,— она вдруг повернула подергивающееся от плача лицо.— Я не могу больше... так. Мне слишком тяжело. Просто невыносимо. Все на нас смотрят, оговаривают, замечают малейшее движение...
— Ну и что! — выкрикнул Юстас.— Ведь мы...— и осекся.
— Что — мы?! — привиделось, на него опять взглянула Незнакомка.— Мы еще дети. Вот кто мы!
Юстас прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди.
— Да,— глухо отозвался.— Да... Но я хочу, чтобы это осталось на всю жизнь.
— Он хочет,— с досадой протянула Нина.— Много ты хочешь... Так не бывает.
— Ты говоришь совсем как о н и,— печально заметил Юстас.
— И они правы. Пора поставить точку.
— Какую точку? — Эти произнесенные по-русски слова сковали ледяным холодом все суставы Юстаса.
— Да. Точку. Что нам дальше делать? Может, пожениться, а?
— Неужели и дальше не может быть так, как было? — с болью и надеждой спросил Юстас.
— Не знаю,— пожала плечами Нина.— Все меня страшно измучило. Я не думала, не предполагала...
Она и вправду выглядела уставшей, опечаленной, изменилось и ее лицо,— уже не трепетала на нем прежняя застенчивая улыбка.
— Убил бы, если бы знал, кто виноват во всем,— буркнул мальчик.
Нина неожиданно залилась слезами, уткнулась лбом в его грудь и принялась колотить кулачками:
— Ты виноват! Только ты...
Юстас обхватил ее за плечи, пытаясь успокоить, в первый раз ощутив, как она прижалась к нему, торопливо и неловко поцеловал в подрагивающую шею, пролетел напряженно:
— Я?!.. Почему... Ведь я люблю...
Нина вдруг вырвалась из его объятий и, откинув голову, прокричала:
— Серьезность твоя несчастная во всем виновата! Как ты не понимаешь?! Нам еще рано любить!..
Юстас упрямо замотал головой.
— Оставь меня в покое. Пока не уедешь. Я хочу жить спокойно.
Все еще ощущая в своих ладонях тепло ее плеч, Юстас собрал волю, чтобы рассмеяться подобно герою какого-нибудь кинофильма:
— Прекрасно. Я обещаю тебе спокойную жизнь. Пока мы оба не выйдем на свободу.
Нина, оторопев, смахнула слезы.
— На какую свободу? Ты все-таки сумасшедший...
Юстас приоткрыл дверь и кивком показал Нине,
что в коридоре пусто. Пытаясь обойти его, она нечаянно задела локоть.
— Прости,— пробормотала, уходя.
Произнесла, почти не размыкая губ, но словечко это,
словно дубина, огрело Юстаса по голове. Всколыхнулось гнетущее предчувствие, что просила прощения за все, что было, что это последняя их, прощальная встреча, без клятв, без звонких слов, а это единственное, что как бы между прочим брошено через плечо, потому... потому...
Потому, что по-другому уже не может быть.
Люблю солнце. Ах, какое открытие, Каткус! Нравится и дождь, только ненадолго. Иногда в шутку думаю, что похож на растение, которое солнце наполняет жизненной энергией. Гёте сводил с ума экзальтированных поклонниц, утверждая, что любое его состояние зависит от погоды. Может, он делал это нарочно, но в одном смысле был прав: человек — частица природы, и этого не следует отрицать или из кожи вон лезть, чтобы только переиначить ее мудрые законы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65