«Хоть потоп будет — глазом не моргнет»,— с удовольствием подумал Усмон Азиз. Он подумал, кроме того, о рабской преданности Курбана, о его готовности принять любую участь, уготованную ему хозяином,— вплоть до смерти, к которой, как, впрочем, и к жизни, был, казалось, совершенно равнодушен, и вспомнил его отца, изработавшегося до худобы вьючного осла, жившего впроголодь и умеревшего в своей развалюхе. Поистине разные дороги выбирает бедность!
Еще раз взглянув на приближавшихся всадников, Усмон Азиз сказал:
— Нет другого выхода. Или бой, или смерть.
Едва заметный румянец проступил на темном лице
Гуломхусайна.
— От-сю-ю-да,.. от-сю-ю-да... за-а-стре-е-лю! Все- е-ех!
Он уже собрался привычным движением скинуть с плеча винтовку, но Усмон Азиз остановил его:
— Подожди! Сначала нужно увести их с дороги. Посреди ущелья не стоит.
— Правильно,— поддержал Курбан.— Увидят на дороге убитых — значит, жди погони. В укромном месте — другое дело.
— Укромное место, говоришь?—переспросил Усмон Азиз и тотчас сам и ответил:— Есть такое... Вон за той скалой заброшенный выгон... помнишь, наверное?
— Помню,— сказал Курбан.— Хорошее место. Далеко от дороги.
— Вот и заманим безбожников туда!—Усмон Азиз пустил вороного к дороге и, обернувшись, добавил:— Они нас не заметят, пока не спустимся вниз. Но все равно — повнимательней!
Когда они выехали на большую дорогу и повернули направо, перед ними во весь СБОЙ исполинский рост встала гора Хафтсар.
— Теперь увидят,— проговорил Усмон Азиз, и его рука легла на кобуру маузера.— Они нас будут догонять, а мы — убегать.
И точно: буквально через две-три минуты громкий голос послышался сзади:
— Остановитесь! Стойте!
Это кричал Анвар, внезапно увидевший впереди трех всадников. Пустив коня во весь опор, он крикнул снова:
— Эй! Остановитесь!
Четверо его спутников подгоняли своих коней плетьми.
Не обернувшись, Усмон Азиз взмахнул плеткой и отпустил поводья. Вороной понесся как ветер. На своих конях неслись рядом Курбан и Гуломхусайн.
Прогремел выстрел — это Мурод давал понять, что преследователи настроены серьезно.
Усмон Азиз бросил через плечо:
— Не стреляйте!
И пришпорил вороного.
Сквозь неумолкающий рев Кофруна частая дробь конских копыт зазвучала в ущелье, звонким эхом поднимаясь к горным вершинам. Заросшие густым кустарником скалы, зеленые арчовники, безмолвные валуны и редкие, известково-белые проплешины на склонах — все это стремительно откатывалось назад и снова возникало по обеим сторонам ущелья Охугузар. Расстояние между всадниками не сокращалось.
— Ясно, что басмачи!—ускоряя бег своего гнедого, прокричал Анвар Сайду, мчавшемуся сбоку.
— Потому и убегают!
— Далеко не убегут! Эта дорога только в Нилу ведет...
Но три всадника впереди проскочили дрожащий деревянный мостик, переброшенный над Кофруном, и, оказавшись на другом берегу, на всем скаку один за другим резко свернули влево, перемахнули невысокий холм, поросший кустами можжевельника и горного клена, и скрылись за ним.
— Ушли!— отчаянно крикнул Санджар.
— Не уйдут!—отозвался Мурод, еще сильнее пришпоривая коня.
Поднявшись на вершину холма, они увидели ровную, довольно широкую, сплошь покрытую травой долину, по которой во весь опор мчались всадники. С обеих сторон долины, как бы охраняя ее, тянулись холмы — покрытые травой и кустарником или каменистые.
— Поглядим, куда они скачут!— слегка пригнувшись к седельной луке, Анвар мягко бил пятками по бокам коня.
Державшийся чуть позади Сайд нагнал Анвара и, прерывисто дыша, спросил:
— А может... это... ловушка?!
— Не возвращаться же,— ответил Анвар.— Положимся на судьбу!
И он первый раз опустил плетку на круп коня.
Гнедой и без того мчался изо всех сил.
Но, наверное, у тех и других одинаково сильны были кони, ибо расстояние между преследуемыми и преследователями не сокращалось. Пестрый и влажный ковер из цветов и трав приглушал топот копыт; ясной синевой светилось очистившееся от облаков небо, и щедро и радостно сияло мягкое весеннее солнце. Между тем постепенно уставали кони. Но всадники требовательно понуждали их к бегу, и они мчались, доказывая людям свою преданность.
Что-то темнело впереди, почти в самом конце долины.
«Выгон!»— подумал Усмон Азиз и, обернувшись, выстрелил из маузера, как бы давая понять преследователям, что требует боя. Есть конь и равнина, есть порох и оружие—все остальное решат мужество и судьба! Из своей английской винтовки дважды выстрелил и Гуломхусайн.
— Не стреляйте!—приказал Анвар товарищам.— Когда приблизимся...
На заброшенном выгоне Усмон Азиз и его спутники спешились. Усмон Азиз осмотрелся: разрушенный загон, длинная кошара с провалившейся крышей и каменная кибитка, от которой остались одни стены. Приказав Курбану отогнать лошадей за кошару, а потом укрыться в кибитке, сам он вместе с Гуломхусайном встал за стеной загона и приготовился к бою.
— То, что нужно,— проворчал он и, как всегда в такие минуты, испытал знобящее, тревожное чувство и передернул плечами.
Не было неясности, сомнений: или убьет он, или убьют его. Конечно, не следовало ему покидать Пешавар и переходить реку, не следовало поддаваться искушению и доверять Ибрагимбеку и не следовало пытаться вернуть невозвратимое... Но сейчас не время и не место для подобных размышлений...
— Начинай!—хриплым шепотом сказал он Гулом- хусайну и выстрелил первым.— Начинай, проклятье им всем, и пусть они все умрут — и они, и их кони!
Стреляя на скаку, к выгону приближался отряд Анвара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61