«Шокир-ака! Помогите Анвару! Юнусу помогите и учителю Каромату... У нас в Нилу беда!» Да...
Небо очистилось, и щедро светило предзакатное солнце. Но от влажной одежды зябло тело; и стыли на каменистой земле "и мокрой траве босые ноги. Где-то она успела запнуться о камень, и палец на ноге уже кровоточил. Палец саднил, было больно, но она прикрикнула на себя: «Ничего страшного! Если сказала, что пойду в Дизак,— значит пойду. А нужно будет — и дальше отправлюсь». И разве может она поступить иначе?
Анвар, ее Анвар, с которым связывает она самые сокровенные свои надежды и самые дорогие мечты,— он в опасности! Стоит лишь подумать об этом—и рвется в груди истосковавшееся сердце.
Вскоре Таманно опять очутилась на берегу реки и осторожно вступила в воду. На этот раз она перебралась благополучно и наконец вышла на дорогу, которая круто уходила вниз, в ущелье Охугузар.
Оглянувшись на село, она быстро зашагала по грязной, сплошь усеянной камнями и щебенкой дороге.
От острых камней и щебенки изрядно доставалось ее босым ногам, но она по-прежнему старалась идти как можно быстрее и горько корила себя за то, что не отправилась в Дизак сразу. Зачем она послушалась дедушку Раджаба и побежала за Юнусом в долину Пойгахджо?! Целых полдня пустила на ветер! Ах, надо было ей сразу идти в Дизак за помощью... Дизак — село большое, там людей много, там Шокир-ака... И не был бы схвачен Юнус, и уже, наверное, был бы свободен Анвар! Зря, зря пошла она в Пойгахджо — и теперь надо очень спешить ей, чтобы предотвратить беду. Ведь они как настоящие басмачи... хуже басмачей! Любую подлость могут совершить. Что сделали они с ее отцом...
Шесть лет минуло с того страшного дня, а Таманно и поныне мучает один и тот же вопрос: как может человек убивать другого человека? Как можно без всякой причины лишить жизни мирного дехканина, каким был ее добрый, терпеливый, работящий отец? Да, он отказался идти с ними, сказал, что не будет проливать безвинную кровь, что он не палач, а землепашец... И какой же звериной жестокостью ответили ему они!
Теперь Таманно быстро шагала вдоль реки, с шумом несущей свои воды, по узкой дороге, пролегавшей между зелеными холмами и невысокими пока еще горами, и в тысячный раз вспоминала, как был убит ее отец.
С грохотом распахнулась калитка и тяжелый топот послышался на айване. В двери дома постучали. Испуг сжал сердце Таманно — и сейчас, шесть лет спустя, она ощутила его вновь. Отец и мать приподняли головы с подушек. Застучали сильней.
«Что случилось?—спросил отец.— Кто там?»
«Свои,— раздался в ответ низкий голос.— Выйди, дело есть...»
Пошарив рядом с постелью, отец нашел халат, набросил его на плечи и осторожно открыл дверь. В комнате стало чуть светлее, и Таманно увидела на айване двух бородатых мужчин. Они что-то сказали отцу, и дверь, заскрипев, тотчас же закрылась. Раздались приглушенные голоса, звуки шагов — и все стихло.
«Наверное, спустились во двор»,— подумала Таманно. Предчувствие опасности вдруг овладело ею, и под теплым одеялом ее до костей пробрал холод. Она быстро встала с постели, открыла дверь и вместе с матерью выглянула наружу.
Высоко стоял молодой узкий месяц. Голубоватые звезды рассыпаны были по чистому небу, изливавшему ровный свет на погруженную в сон землю. Отец и двое ночных незваных гостей, за плечами которых тускло поблескивали стволы винтовок, стояли посреди двора, В чалмах и перехваченных патронташами халатах были ночные гости. Сердце Таманно замерло от ужаса: «Басмачи!» Она услышала, как один из них угрожающе спросил отца:
«Значит, ты не согласен?»
Услышала и ответ отца:
«Я не палач, я дехканин-землепашец. Кроме того, братья, безвинную кровь проливать грех».
«Тебе сказано было, что если и в третий раз не согласишься, то пеняй на себя. Помнишь?»
«Помню,— промолвил отец,— но ведь...»
Его сильно толкнули в спину и повели к единственному орешнику, росшему в самом низу двора.
«Не троньте его!—закричала Таманно,— Папа! Папочка!»
Она выбежала во двор.
Мать кинулась вслед за ней.
«Назад, сучка!»— обернулся на крик и поднял над собой плетку один из басмачей.
Но Таманно и ее мать рвались к отцу, которого, прижав к стволу орешника, душил второй басмач. Таманно протяжно завопила и тотчас с ненавистью и омерзением ощутила, как жесткая сильная мужская ладонь крепко зажала ей рот. Задыхаясь, она вырывалась из ненавистных рук.
«Пожалей его! Безбожник!»— кричала мать, силясь оттащить убийцу от отца, который терял сознание и не мог больше сопротивляться.
Получив удар ногой, мать рухнула на землю. Миг спустя по стволу орешника, словно опираясь на него, медленно сполз на землю и отец. Его убийца на ходу бросил своему спутнику:
«Все. С ним кончено».
От сильного толчка Таманно едва не упала, но, удержалась на ногах и с воплем бросилась к отцу.
«Убили!»— кричала мать и рвала на себе волосы...
Так не стало любимого ее отца.
И уж коли они могли убить невинного, то неужто пощадят Анвара, которого считают своим злейшим врагом? Он коммунист, он убедил людей в Нилу вступать в колхоз... Нет, они не простят ему этого!
Страх за любимого гнал Таманно вперед.
Она прошла уже почти два фарсаха. Одежда на ней обсохла; израненные острыми камнями ноги были в крови, и каждый шаг причинял ей боль. Она терпела. Они убили отца и теперь хотят убить Анвара... Что в сравнении с этим боль, которую она испытывала! Лишь малая плата за возможность покарать убийц и спасти любимого.
Темные тучи тянулись с запада, заволакивали небо, закрывали солнце и с усердием скупца прятали его последние лучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61