Попыталась улыбнуться, а затем, удивившись собственной смелости, произнесла:– Вы преисполнились состраданием к моему одиночеству, сэр?– Вы не нуждаетесь в сострадании, поскольку выбрали одиночество сами; кроме того, вы находитесь в самом блестящем обществе – в обществе самой себя. Я боюсь не быть принятым в такое великолепное общество.– Тогда мы оба ошиблись в своих предположениях, сэр Роберт.– Вы оказали мне честь, мадам, сохранив в памяти мое имя.– Вы что же, полагали, что память моя недолговечна?– Скорее, я считаю себя недостойным быть сохраненным в памяти, места в которой жаждут многие.– Я вижу, вы преуспеваете в придворной галантности. – И в ее тоне послышалась нотка сожаления: она бы хотела, чтобы эта куртуазность в ухаживании была не игрой.– Неужели я галантен с вами более, чем другие?– К сожалению, нет.– Почему же «к сожалению»?– А разве вам приятно подражать обычному придворному тону?– Мадам, я приму любой тон, но при условии, что зададите его вы.– На мой вкус, вам бы куда больше подошли простота и искренность.– О, если б я знал, что это такое! Я был воспитан при дворе, миледи.– Неужели? – Она повернулась и взглянула на него. Удивление, прозвучавшее в голосе, удивление, мелькнувшее во взгляде, вызвали у него улыбку – в рыжеватой бородке блеснули белые крепкие зубы.– А вы разве предполагали иное? – осведомился он. – Неужели я такой уж неотесанный мужлан, что вы и поверить в это не можете?– Но принц Генри говорил… – И она осеклась, поняв свою оплошность.– Ах! Принц Генри! – он вздохнул с притворной серьезностью. – Он мог представить меня вам хоть свинопасом: вы, вероятно, уже заметили, что он меня не любит. Но в этом нет ничего удивительного. Королевский дом разделился на две партии, и, служа королю, ты поневоле оскорбляешь его высочество. Никаких иных причин для обиды я не вижу.Она промолчала. Еще дитя по опыту, она все же понимала, что у принца есть и другой повод для обиды, и повод этот, пусть и невольно, она дала сама.Они некоторое время ехали в молчании. Часть кавалькады оторвалась далеко вперед, и сначала они ринулись вслед, но потом опустили поводья, поняв, что еще многие остались позади. И потому они оказались в середине, между авангардом и арьергардом, будто одни в этом лесу, среди деревьев и солнечных бликов на дороге и траве. Их охватило странное чувство – будто они вообще одни на свете (по правде говоря, графиня ощущала это острее). Наконец сэр Роберт заговорил:– Ваша светлость прибыли в свите принца? Она слегка замешкалась с ответом.– Я впервые участвовала в охоте на оленя, и то по просьбе моего кузена Тома.– Тогда почему вы не вернулись вместе с принцем?– Как – «почему»? Том же остался!– И из-за этого вы отказались следовать своим желаниям?– По-моему, вы слишком далеко зашли в своих предположениях, сэр Роберт, – сказала она с достоинством. – Я следую именно своим желаниям. Я – Говард, а преданность королю – в традициях нашей семьи.Сэр Роберт улыбнулся про себя, вспомнив пару Говардов, которые отступили от традиций и лишились голов.– Преданность, мадам, это долг. А я говорю о желаниях.– Желания? – В ее глазах почему-то мелькнула печаль. – Женщина осуществляет свои желания, когда повинуется долгу , – и, пришпорив коня, она ускакала вперед; а он остался, так и не успев задать еще один вопрос.Вскоре этот вопрос стал для него действительно важным: принц, который прежде старался не выказывать своей враждебности, начал искать поводы ее открыто продемонстрировать. Случай представился его высочеству через неделю, на теннисном корте Уайтхолла. Сэр Роберт и мистер Овербери играли в паре против лорда Монтгомери и сэра Генри Тренчарда, придворного из свиты принца.Окна апартаментов лорда-камергера выходили на корт; и вот в одном из окон появилась группа дам, среди которых были супруга лорда-камергера и его дочь.Победа досталась сэру Роберту легко. К концу партии в галерее над кортом появился принц Генри в сопровождении нескольких джентльменов. Заметив в окне леди Эссекс, его высочество ухватился за возможность, которую предлагала игра: с одной стороны, он хотел продемонстрировать ее светлости свою ловкость, с другой – поставить на место этого выскочку, который, похоже, начинал ей нравиться.Печально наблюдать, как молодой человек, одаренный, умный и обычно благожелательно ко всем настроенный, воспламеняется злобным чувством, основа которого – ревность. И неопытность в любовных делах непременно подведет его.Принц, уверенный в своем превосходстве, выступил вперед. Он и вправду закалил свои мышцы длительной и быстрой ходьбой, по праву гордился своими успехами в древнем искусстве стрельбы из лука и всегда был готов сразиться на теннисном корте, посоревноваться в метании копья или в верховой езде.– Сэр Роберт, мне говорили, что вы – искусный теннисист. Не сыграете ли со мною?Если само приглашение и удивило сэра Роберта, то холодный, враждебный тон, с каким оно было сделано, не оставлял сомнений в том, что предложение сделано вовсе не из любви к игре. Но поскольку от таких предложений не уклоняются, он покорно согласился.– Всегда готов служить вашему высочеству.Принц сбросил куртку и камзол, повязал белым платком свои каштановые волосы и, поскольку уже был в легкой обуви, приготовился к игре.Он понимал, что преимущество на его стороне – противник достаточно устал за предыдущую партию. Однако преимущество было несущественным – сэр Роберт, более развитый физически, более сильный, причем сила его была врожденной, а не приобретенной, как у принца, великолепно играл в теннис. Пусть и с запозданием, но принц все же получил важный жизненный урок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110