склон казался слишком
голым, открытым, костер - ярким. Хотелось разбросать головни,
затоптать угли и замереть, завернувшись в плащ, слившись с
землей. К концу второй стражи Калхас ощутил, что находится на
грани паники: в каждом из воинов, что проходил мимо них с
охапками хвороста, ему мерещился неприятель, а из темноты он
ежемгновенно ждал стрел, дротиков и воинственного клича
Антигоновых воинств.
"Я устал. Просто очень устал",- старался взять себя в
руки Калхас, но тело трепетало и не слушалось. К счастью, вторая
стража кончилась, и Дотим решил устраиваться ко сну. Аркадяне
перестали подбрасывать в огонь хворост. Когда в костре остались
одни уголь, они отгребли их подальше, а на горячую землю уложили
несколько вязанок, в которых было поменьше колючек, поверх них
же устроились сами.
Мороз пощипывал выставленный из-под плаща нос пастуха, зато
спине было томно и жарко. Как ни странно, без костра стало
светлее. Теперь Калхас разглядел холодные, словно вымерзшие
созвездия на небе и бледный, изъеденный темными впадинами диск
Луны, опускавшейся за смутно угадываемые горы. Он вспомнил, как
осенью в Паретакене обе армии сошлись на длинной, безлесой
равнине. Сражение продолжалось до ночи - и даже темнота не
могла разделить их. Готовые схватиться еще раз, освещенные
мертвенным лунным сиянием, они стояли в двух сотнях шагов друг
от друга. Жутко, призрачно блестели доспехи, было слышно каждое
слово, сказанное на противоположной стороне. Затем армиями стала
овладевать оторопь. Стихли воинственные призывы, перестали
размахивать оружием - на равнину опускалось что-то невесомое,
как туман, и холодное, как Аид. Войска сами, без команды
начальников, попятились назад, а полководцам оставалось только
подчиниться их воле. Лишь отойдя от места битвы на несколько
стадиев, солдаты опять стали оживленно переговариваться. Их
отпустило мертвенное безволие - и они забыли о нем. Но Калхас
долго тогда не мог прийти в себя, словно человек, побывавший на
краю бездонной пропасти.
Что-то похожее он ощущал и сейчас. Пропасть была рядом, совсем
рядом. От близости пустоты ныло под ложечкой. Калхас зажмурился,
дабы совладать со смятением, царящим в душе. Постепенно ему
удалось прийти в себя. Когда мир обрел устойчивость, и сердце
перестало бешено колотиться в груди, он услышал бодрое
похрапывание Дотима, предпочитавшего сон предчувствиям. Именно
этот храп окончательно успокоил пастуха. Он посмотрел еще раз на
лениво мерцающие огни и с облечением подчинился усталой дреме.
* * *
Проснулся Калхас из-за того, что исчезла спина Дотима, к которой
он ночью прижимался плечом. Земля была еще теплой от костра, но
в воздухе стоял тяжелый холодный туман. Пастух рывком поднялся
на ноги - туман укутывал землю только на высоту локтя. Встав во
весь рост он увидел, что настало утро и солнце уже прогнало
сумерки вглубь пустыни. Солончаки сейчас были похожи на парное
молоко - туман широкими лентами стекал на них с гор. Этим утром
воздух не был таким морозным, как прошлым, однако, прежде чем
пойти к месту ночевки стратега, Калхас тщательно завернулся в
плащ.
Выше по склону царило оживление. Прибыли отряды Амфимаха, и это
подняло настроение у всех. Днем ожидалась наемная конница
Эвмена, а следующим утром должны были подойти аргираспиды. Хотя
даже через сутки собравшиеся на этом склоне все еще будут слабы
для противостояния Антигону, данных известий оказалось
достаточно, чтобы сменить в душах стратегов страх на радостную
эйфорию. Опять откуда-то появилось вино. Пока Эвмен вместе с
Амфимахом и Антигеном определяли, где и как в случае
необходимости они будут оказывать сопротивление, остальные
развалились в ленивых позах вокруг костра и потягивали вино из
плоских походных чашек. Телохранители Певкеста резали
толстыми пластами громадную голову овечьего сыра и подавали его
хозяевам на острие ножа. Дотима в лагере не было - он
отправился самолично проверять заставы.
Калхас хотел искать Эвмена, но сатрапы задержали его и заставили
разделить с ними трапезу. Пастух внутренне напрягся; союзники
стратега относились к нему осторожно, но не более. Последнее
эффектное предсказание он сделал на Тигре, когда Селевк разрушил
плотины выше по течению реки, и вода едва не затопила армию
стратега-автократора. Калхас настойчиво уговаривал Эвмена
держаться ближе к высоким местам. В результате они успели
добраться до холмов прежде, чем вода залила низины. Однако
произошло это месяцем раньше встречи автократора с Певкестом.
Конечно сатрапы должны были знать о способностях Калхаса - хотя
бы из уст Антигена,- однако чрезмерного любопытства при виде
его персоны они не выказывали. Поэтому их сегодняшняя
настойчивость была по крайней мере непривычна.
Нахохлившись, он присел между Эвдимом и арейским сатрапом
Стасандром. Ему сунули плошку из ароматизированной глины: самое
простое вино в ней пахло сладко. Он сделал несколько машинальных
глотков. Оживленный судя по всему разговор союзников Эвмена при
появлении пастуха прекратился. На него посматривали с непонятным
ожиданием. Калхас сообразил, что нужно держаться со значением.
- Ты необычайно
хмур,- полувопросительно-полуутвердительно произнес
Певкест.- Что за предчувствия беспокоят предсказателя?
Калхасу тошно было притворяться.
- Мне холодно. И я оставил жену на пороге родов.- Он
криво усмехнулся.- Мне, как прорицателю, не нравятся
габиенские повитухи.
- Ну-у, здесь ты можешь не беспокоиться,- протянул
Певкест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50