Три дня перед тем все мыли, скребли и красили. Комиссия объявила, что
хочет выслушать претензии и предложения и что прием будет идти с глазу на
глаз. Я вызвался и мимо побледневших офицеров прошел в заветную дверь.
Передо мной сидел старый и суровый полковник. "На что жалуетесь?" -
спросил он. Я сказал, что, по-моему, учет трудового соревнования в лагерях
организован нерационально, и предложил построить иначе. Полковник откинул
голову, и я испугался, что его хватит апоплексичный удар. "И это все?" -
помолчав, спросил он. "Все", - сказал я. Внезапно на лице его отобразилась
смесь подозрения, презрения и отвращения. "А вас не подослало здешнее
начальство?" - спросил он, наклоняясь вперед. "Что вы! - заверил я. -
Легко проверить: я же весь день бл со своим отрядом". - "Ступайте", -
отрезал он и даже не прибавил стандартного "мы разберемся".
Словом, ни для кого не секрет, что такое на деле трудовой энтузиазм в
лагере.
Воздействие же коллектива целиком зависит от того, какой это
коллектив, у кого он в руках. В ИТК с самого начала создается коллектив
преступников, воровской коллектив - со своим самоуправлением, абсолютно не
зависимый от администрации, со своей моралью, совершенно противоположной
всему, что снаружи, за колючей проволокой. Очень многие ценности, к
которым мы привыкли, здесь фигурируют с обратным знаком. То, что там -
зло, здесь - добро, и наоборот. Украсть, ограбить - почетно и умно; убить
- опасно и все же завидно: нужна отвага; работать - глупо и смешно;
интеллигент - бранное слово; напиться вдрызг - кайф, услада. Попасть на
лагерную Доску почета - ужасное несчасть, позор. Я видел, как бегали по
лагерю, скрываясь от фотографа, назначенные администрацией "передовики
производства".
Именно в этом коллективе заключенный проводит все время - весь день и
всю ночь, долгие годы. Воздействие администрации - спорадическое, слабое,
формальное, мало индивидуализорованное, большей чачстью не доходящее до
реального заключенного. А коллектив всегда с ним. И какой коллектив!
Жестокий, безжалостный и сильный. Сильный своей сплоченностью, своей
круговой порукой и своеобразной гордостью. У этого коллектива есть свои
традиции, своя романтика и свои герои.
Жизнь в этом перевернутом мире регулируется неписаными, но строго
соблюдаемыми правилами. Часть из нах бессмысленна, как древние табу. Здесь
это называется "заподло" - чего делать нельзя, что недостойно уважающего
себя вора. Табуировано много действий и слов. Нельзя поднять с пола
уроненую ложку: она "зачушковалась", надо добывать новую. Нельзя говорить
"спаибо", надо - "благодарю". Табуирован красный цвет: это цвет педерастии
("голубыми", как на воле, здесь "гомосеков" не зовут). Красные тручики или
майку носить позорно, выбрасываются красные мыльницы и зубные щетки. И так
далее. Пусть эти правила бессмысленны, но само знание их возвышает
опытного зэка в глазах товарищей и подчеркивает принадлежность к
коллективу, цементирует коллектив. Ту же роль играют и разнообразные
обряды, "прописка" или разжалование. Скажем, человек совершил недостойный
вора поступок, все это знают, но пока нарушителя не "опустили" по всей
форме (то есть совершили положенный обряд) и не "объявили" (то есть по
заведенной форме огласили совершенное), он пользуется всеми привелегиями
вора.
Столь же формализирована и знаковая система - одежда, распределение
мест (где кто сидит, стоит, спит). В числе таких знаков - татуировка,
"наколка". Она вовсе не ради украшения. В наколотых изображениях выражены
личные достоинства зэка: прохождение через тюрьмы и "зону", приговор
(срок), статья (состав преступления), престрастия и девизы и тому
подобное. Изображение церкви - это отсиженный срок: число глав или
колоколов - по числу лет, которые зэк "отзвонил". Кот в сапогах -
воровство. Кинжал, пронзающий серце, - "бакланка" (статья за хулиганство).
Джинн, вылетающий из бутылки, - статья за наркоманию. Портрет Ленина и
оскаленый тигр - "ненавижу советскую власть". Четырехугольные звезды на
плечах - "клянусь, не надену погон", звезды на коленях - "не встану на
колени перед ментами". И так далее. За щеголяние "незаслуженной" наколкой
полагается суровое наказание (принцип: отвечай за "наколку"), так что не
знавшие этого принципа случайные щеголи предпочитают вырезать с мясом
неположенные им изображения. Фиксация социального статуса столь важна для
уголовника, что оттесняет соображения конспирации: ведь "наколка" заменяет
паспорт. Но это тот паспорт, которым уголовник дорожит и гордится.
Впрочем, как у нас бывают "отрицательные характеристики", так и в
лагере встречается позорящая "наколка", например петух на груди или
родинки над бровью, над губой (так помечаются разыне виды пидоров). Их
нельзя вырезать или выжигать. Положено - носи.
Вот в какой коллектив мы, будто нарочно, окунаем с головой человека,
которого надо держать от такого коллектива как можно дальше. Вот какой
коллектив мы сами искуственно создаем - ведь на воле нет такого конденсата
уголовщины, такого громадного скопления ворья! Вот какому коллективу
противостоит администрация, появляющаяся в лагере на короткое время,
большинству заключенных недоступная, личных контактов с ним не имеющая.
Свою систему ценностей воровсой коллектив навязывает новичкам
посредствомкнута и пряника. Изгнанные рбществом, отвергнутые, презираемые
им уголовники находят здесь среду, в которой другая система ценностей и
другие оценки человеческих качеств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14