И я все время задаю себе один и тот же вопрос: можно или нет?.. И отвечаю: скорее всего да. Ведь я даже пригласил вас в свой дом, приятель. Прежде я никогда никого к себе не водил. Почему я это сделал, а?— Откуда мне знать?..— Неужто ради дешевого выпендрежа? Дескать, вот поглядите, как классно живет какой-то там ниггер?.. Или же я пригласил вас, чтобы заглянуть в собственную душу? Ладно, как бы там ни было, но я, черт возьми, вам доверял. Но прав ли я, вот в чем вопрос...— Вам видней.— Да, конечно, — сказал он, — мне видней... — Он потер подбородок. — Вчера я тоже звонил Санни. Пару раз, как и вы, и никто не ответил. Ну, думаю, ладно, ничего страшного. Потом позвонил снова, примерно в час тридцать или в два, и снова никто не подошел. И тогда я забеспокоился и поехал к ней. Ключ у меня, естественно, был. Это же моя квартира. Почему бы мне не иметь ключа?Я уже догадался, что случилось, но позволил ему высказаться до конца.— Так вот, она была там, — сказал он. — И сейчас все еще там. Она... умерла. Глава 22 Санни действительно была мертва. Она лежала на спине, обнаженная, закинув одну руку за голову. Вторая, согнутая в локте, ладонью вниз, была под грудью. Лежала она на полу, в нескольких футах от незастеленной постели; по ковру разметались красно-рыжие волосы, а из накрашенного рта наползла лужица рвоты. Она растекалась по ковру цвета слоновой кости, словно пена на поверхности пруда. Между белыми мускулистыми бедрами ковер потемнел от мочи.На лице и лбу виднелись синяки, еще один большой синяк был на плече. Я чисто автоматически взял ее за запястье, чтобы нащупать пульс, но рука была уже совсем холодная. Слишком холодная для того, чтобы надеяться хоть на какие-то признаки жизни.Глаза были открыты. Зрачки закатились. Мне захотелось прикрыть ей веки. Но делать этого я не стал.Я спросил:— Вы ее передвигали?— Ни в коем случае! Я вообще ни к чему не прикасался.— Не лгите. Вы приходили в квартиру Ким сразу после того, как она умерла. Значит, и здесь хотя бы в шкаф, да заглянули.— Вы правы. Открыл несколько ящиков. Посмотрел, но ничего не брал.— Что вы искали?— Сам не знаю, приятель. Так вообще, на всякий случай, мало ли что интересного подвернется. Нашел немного денег, всего двести баксов. И оставил. Нашел чековую книжку, но и ее не взял.— И сколько же было у нее на счету?— Около тысячи. Не очень много. Но вот чего было предостаточно, так это разных пилюль. Целые тонны. А те, которыми она, вероятно, отравилась, вон там...Он указал на туалетный столик с зеркалом в другом конце комнаты. Там среди бесчисленных баночек, коробочек, пузырьков с косметикой и духами валялись две пустые пластиковые капсулы с рецептурными наклейками. На обеих значилось имя пациентки: «С. Хендрикс», хотя лекарства выписывали разные врачи. И выданы они были в разных аптеках — судя по адресам, находившихся в этом районе. Один рецепт был выписан на валиум, второй — на секонал.— Я всегда заглядывал в ее аптечку, — сказал он. — Как-то, знаете, механически. И ничего, кроме какого-нибудь антигистаминного препарата от сенной лихорадки, не находил. А вчера ночью открыл вот этот ящик и обнаружил там целый склад. Всю эту муть, что выдают только по рецептам.— Какую именно?— Да я как-то не особенно приглядывался. Не хотел оставлять лишних отпечатков. Судя по всему, там были в основном успокаивающие. Набор пробирок и склянок. Валиум, либриум. Потом элавил, тоже снотворное, типа секонала. Потом упаковки с таблетками для поднятия тонуса, как их там, вроде бы риталин. Но в основном успокаивающие, — повторил он. — Да там такие штуки были, о которых я сроду не слыхивал! Надо быть врачом, чтобы разобраться, что к чему.— И вы не знали, что она принимала эти таблетки?— Понятия не имел!.. Подите-ка сюда, взгляните! — Осторожно, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, он выдвинул ящик комода. — Вот полюбуйтесь! — Рядом со стопкой аккуратно сложенных свитеров стояли примерно две дюжины пузырьков. — Я думаю, есть человек, который по уши замешан в этом дерьме! — сказал он. — Который потом испугался и смылся. А я ничего о нем не знаю. И это бесит меня, Мэтт. Вы прочли записку?Записка была на туалетном столике, и подставкой для нее служил флакон туалетной воды «Норель».Я отодвинул флакон тыльной стороной ладони, взял записку и подошел к окну. Написана она была бледно-коричневыми чернилами на бежевой бумаге, и для того, чтобы увидеть текст, нужно было больше света.Я прочитал следующее:"Ким, тебе повезло. Ты нашла человека, который сделал это за тебя. Мне приходится самой.Если бы у меня хватило мужества, я бы предпочла прыжок из окна. Летела бы себе вниз, а на середине «пути» могла, бы передумать, и всю оставшуюся часть этого «пути» смеялась бы над собой. Но мужества у меня нет, а лезвие бритвы тупое.Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу.Все бесполезно. Прошли хорошие времена. Чанс, прости. Ты показал мне, что такое счастливая жизнь, но теперь все кончилось. Праздничные толпы разошлись по домам. Веселье иссякло, соревнования закончились. И никто не знает, с каким счетом.Нет иного способа соскочить с этой карусели. Она выбрала медное кольцо, и палец у нее позеленел.Никто не купит мне изумруды. Никто не собирается дать мне ребенка. Никто уже не спасет мою жизнь.Меня тошнит от улыбок. Мне до тошноты надоело бежать, догонять и цепляться. Счастливым дням конец"Я смотрел из окна на Гудзон и упирающиеся в небо зубчатые очертания небоскребов. Санни жила и умерла на тридцать втором этаже высотного жилого дома под названием «Линкольн-Вью-Гарденс» В дословном переводе — «Вид на сады Линкольна»

, хотя никакими садами здесь и не пахло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102