Ей это было противно.
Лада редко видела свое отражение Ч дома у них не осталось ничего, кроме к
учи тряпья и голых, ободранных стен с давно отслоившимися обоями. О зерка
лах, конечно, речи не могло быть. О своем врожденном уродстве она в ту пору
даже не догадывалась, но все равно эти взгляды, которые словно горячий, сл
юнявый язык бродячей собаки облизывали ее с головы до ног,
были девочке неприятны.
Со временем она научилась заранее определять в потоке лиц таких людей и
даже приноровилась отваживать их, намеренно скаля зубы и показывая язык
из-под вздернутой кверху губы.
Люди в большинстве своем вздрагивали и спешили отвернуться, ускоряя шаг.

Девочку это вполне устраивало.
Когда она начала ненавидеть эти лица, что изо дня в день текли мимо?
Вряд ли она была способна отыскать точку отсчета этому чувству в своей д
уше. Туманные образы памяти ничего не говорили ей о дне, когда она впервые
почувствовала сладкое, дрожащее и неодолимое желание догнать кого-нибу
дь из них и впиться зубами в руку, так, чтобы брызнула кровь… Однако Лада п
омнила четко: она начала ненавидеть эту серую реку человеческого равнод
ушия, брезгливости и любопытства задолго до того, когда научилась выгова
ривать такие длинные слова, как “ненависть”.
***
…Каким образом мать Лады вместе с малолетней
девочкой оказалась в Москве и как ей удалось осесть в многомиллионном г
ороде, осталось загадкой, ответ на которую ее память не удосужилась сохр
анить в своих зыбких, туманных глубинах, но, так или иначе, они уже больше н
е возвратились в маленькую, убогую однокомнатную квартиру на окраине Че
реповца.
Московский метрополитен и был тем самым местом, где протекала река челов
еческих лиц. Сам же город запомнился ей мало Ч он казался девочке, измуче
нной многочасовым стоянием в метро, неприветливым, серым и угрюмым. Памя
ть Лады страдала явной избирательностью. Детство, а особенно ранний его
период остались в ней как вереница порой никак не связанных друг с друго
м образов и впечатлений. За грохотом поездов метро, гомоном текущей мимо
человеческой толпы следовало черное ночное небо, колючий, холодный снег
, что острыми крупинками сек незащищенное лицо, круг света от фонаря, замы
зганные столики летнего кафе, покрытые шапками сугробов, хлопающая двер
ь приземистого, одноэтажного павильона и острый запах закисшего пива…

Этим местом обычно заканчивался их день.
Собранных в метро денег хватало матери на несколько кружек пива, куда он
а, страшно матерясь, пшикала из принесенного с собой баллона, и на кусок че
рствого хлеба для Лады, который ей неизменно совала дородная тетенька, ч
то подавала кружки с отвратительно пахнущим пивом через маленькое квад
ратное окошко.
Потом они шли куда-то вдоль освещенной бесконечными цепочками фонарей у
лицы, что, изгибаясь, утекала в сознании девочки в черную, запорошенную ко
лючими снежинками темноту…
Скрипящая железная дверь меж высоких бетонных опор, запах прелого, влажн
ого тепла, липкая темнота, в которой нужно ступать осторожно, Ч вот то мес
то, где к Ладе ненадолго приходили забвение и покой.
Трубы теплотрасс, изгибаясь, уходили в бетонный потолок. Ближе к неплотн
о прикрытой двери с них свисали искрящиеся в неверном свете дымного кост
ерка сталагмиты сосулек, дальше, у стен, влажно капала вода и туманился па
р над незамерзающими лужами воды. Едкий дым от костра, на котором мать ино
гда готовила подобие похлебки из различных объедков, извлеченных из бли
жайшего мусоросборника, уходил к потолку и оседал на нем черным налетом
сажи.
Кроме них, в коллекторе на берегу Москвы-реки обитало еще человек пять-ше
сть. Лада почти не помнила их лиц, Ч добравшись до “дома”, она без сил опус
калась на кучу влажного тряпья, что служила ей постелью, и мгновенно засы
пала. Ее худенькое тельце вздрагивало, инстинктивно зарываясь глубже в п
релую ветошь, впитывая в себя ее нездоровое тепло…
Так текла жизнь до той поры, пока не умерла та седая косматая женщина, чей
образ много позже был определен сознанием повзрослевшей Лады страшным
и горьким в ее памяти словом Ч мать.
***
Проснувшись рано утром, озябшая, голодная, он
а по привычке не шевелилась, ни одним мускулом не выдавая своего пробужд
ения.
Просыпаться слишком рано было опасно. Демид, тощий, нескладный бомж с гря
зной, спутанной бородой, Ч как она подозревала, Ч молодой еще парень, выг
лядевший, как и все “лица без определенного места жительства”, много ста
рше своих лет именно из-за грязи и опущенности, Ч так вот, Демид не спал, шу
мно копошась неподалеку, возле потухшего за ночь костерка.
Таких терминов, как “бомж”, Лада нахваталась совсем недавно, побывав вме
сте с матерью в РУОП Бирюлева, где усталый и злой мент коротко и выразител
ьно растолковал ей значение данной аббревиатуры, сопроводив урок юрисп
руденции порцией электрошоковой терапии…
Лада лежала с закрытыми глазами, вдыхая флюиды гниющих во влажной атмосф
ере коллектора тряпок и ощущая, как в спину больно упирается что-то тверд
ое и холодное.
Она боялась просыпаться, потому что знала Ч стоит ей пошевелиться, и веч
но “озабоченный” Демид тут же потянет ее в укромный закуток, чтобы задра
ть подол, скрутить худую девочку-подростка и удовлетворить свою похоть
…
Нельзя сказать, чтобы Ладе эта процедура внушала ужас Ч девочка,
выросшая среди обитателей коллектора, относилась к насилию скорее равн
одушно, как к повинности Но стыло в ее душе что-то мерзкое, будто она подсо
знательно ощущала, сколь нечистоплотно и отвратительно происходящее с
ней, хотя ее не могли ни удивить, ни озадачить исходящие от п
лоти Демида запахи или его прерывистое, хриплое, зловонное дыхание у нее
за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16