По утрам он обходился кувшинчиком иги с купленными там же лакомствами – и имел лишний повод для довольства собой благодаря тому, что в совершенстве выучился заваривать игу.
Этим утром – и весьма поздним утром, потому что Вольд, как это принято у светских особ, очень поздно ложился спать и очень поздно вставал – он сидел за кувшинчиком иги в своей любимой гостиной с окнами на восток. Густой розоватый настой наполнял ароматом всю гостиную, солнце освещало светло-бежевую обивку стен, придавая вытканным на ней цветам такую свежесть и рельефность, что они казались живыми. Пузатая экзотическая ваза на угловом столике переливалась синью и золотом, многократно отражаясь в зеркалах – чего-чего, а нехватки зеркал не было ни в одной из комнат особняка – и бегущие вдоль выпуклого бока фигурки множились по гостиной, наполняя ее иной жизнью и обычаями, бесконечно удаленными отсюда во времени и пространстве.
Удобное кресло с выгнутой по форме тела спинкой и мягкими валиками подлокотников принимало в себя представительную фигуру Вольда, облаченную в крикливо-яркий красно-сине-желто-лилово-оранжево-зеленый халат и пухлые шлепанцы из меха северного момуса. Любопытно, что этот халат, расцветка которого сама по себе смотрелась так дико, что польститься на нее мог только сумасшедший, выглядел на хозяине уместно и естественно – наверняка потому, что Вольд имел неплохую, заметную внешность, в соответствующей обстановке и оформлении вполне претендующую на звание местного эталона мужской красоты.
Сам Вольд был прекрасно осведомлен об этом и всегда тщательно заботился о соответствующей обстановке и оформлении. Сегодня он ощущал довольство окружающей обстановкой особенно остро, потому что вчера имел успех на вечернем приеме у нового казначея королевства Нафи. Он отхлебнул иги из чашечки тончайшего цветного стекла и неторопливо оглядел искусно вытканные цветы на стенной обивке, безупречный рисунок вазы, превосходную мебель гостиной, выполненную лучшим мастером по последней моде Асфасты. Затем он перевел взгляд на свою руку, на крупную, холеную кисть с длинными ровными пальцами, и некоторое время разглядывал ее, слегка поворачивая и пошевеливая ею так, чтобы была заметна игра драгоценных камней в нанизанных на ней перстнях. Безусловно, во всей гостиной не было ничего более безупречного и совершенного, чем эта рука.
Вдруг резкое ощущение заставило его вздрогнуть – непередаваемо противное, словно у него откуда-то из глубины внутренностей выдернули зуб. Сначала Вольд просто возмутился этим событием, так бесцеремонно нарушившим его приятное времяпровождение. Затем он задумался, чем оно могло быть вызвано, и без труда определил единственно возможную причину.
Погиб кто-то из его соглядатаев. Бытие этого колдовского творения полностью поддерживалось каплей крови и каплей силы мага – а гибель этого творения вызывала ощущение вмешательства в его собственное тело и оставляла прореху, ранку на его собственной магической силе. Хотя Вольд прекрасно сознавал, что вред сам по себе невелик и что такие мелкие магические травмы быстро затягиваются естественным путем, он встревожился.
Он ничуть не хуже сознавал, что соглядатаи никогда не гибнут случайно. Никакое природное существо не станет на них охотиться, потому что чует их неестественную, не пригодную для питания сущность. Никакой случайный охотник не изловит и не подстрелит их, потому что они слишком разумны и хитры, чтобы стать его жертвами.
Соглядатая мог убить только другой маг, догадавшийся об его подлинной сущности. Напрашивался естественный вывод, что это сделал тот, за кем производилась слежка. Гибель соглядатая была еще небольшой бедой – было куда хуже, что слежка замечена. Но было бы хуже всего, если бы содержащаяся в соглядатае капля крови попала в руки того мага. По ней тот сумел бы не только определить, чье это создание, но и навредить его создателю. Вольд интуитивно ощущал, что этого пока не случилось, но на месте слежки оставались еще двое соглядатаев.
Вольд распахнул окно гостиной и вызвал Юки, намереваясь немедленно передать с ним другому оставшемуся соглядатаю приказ о прекращении слежки. Но вестник не появился, и Вольд был вынужден признать, что погиб именно Юки, хотя вестник обычно держится поодаль и не подвергается такой опасности, как дневной и ночной соглядатаи. Это было еще досаднее, потому что заклинание не предусматривало возможности вызвать двух других соглядатаев без вестника.
Тем более было необходимо убрать их с места слежки, потому что без связи с хозяином они стали не только бесполезными, но и опасными. Но Вольд был слишком заметной в Асфасте фигурой, чтобы ползать между скалами под башней Могрифа, прячась от случайного взгляда Гестарта и разыскивая по расщелинам мышей и летучих мышей – потому что его дневной соглядатай был мышью, а ночной – летучей мышью.
Он находился еще не в такой крайности, чтобы заниматься этом самому. Это дело можно было поручить другому, и Вольд задумался – кому именно. Он не любил ненужной спешки и всегда тщательно обдумывал предстоящие дела, даже самые мелкие, не без оснований полагая, что в этом кроется секрет его успеха. Постоянных доверенных лиц он не имел, отводя на каждое дело определенный уровень доверия и выбирая исполнителя согласно этому уровню. Отзыв оставшихся соглядатаев предполагал высокий уровень доверия, поэтому количество возможных исполнителей мгновенно сократилось до ничтожной величины.
Сначала Вольд подумал о Къянте, которая пока жила в его особняке и после происшедшего с ней несчастного случая выглядела очень смирной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127