Я сорвалась с места и спряталась под стол.Келлер сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Она почувствовала, как Гален крепче обнял ее.– А потом… приемная мать пыталась меня успокоить. Но я не могла думать ни о чем, кроме опасности, мне было очень, очень страшно. И я набросилась на нее, выпустив когти, – в то время я могла выпускать и втягивать их, – и была готова сделать что угодно, лишь бы удрать…Она снова замолчала. Воспоминания были слишком мучительными.– Ее пришлось отвезти в больницу. Не помню, сколько швов наложили на ее лицо. Зато мне отчетливо запомнилось, как меня отдали в другую семью. Я не виню первых приемных родителей, отказавшихся от меня. Мне всегда хотелось попросить у той женщины прощения.Келлер умолкла, будто израсходовала все силы. Слышалось лишь дыхание Галена, и почему-то эти размеренные звуки успокаивали ее.Наконец он тихо спросил:– И это все?Келлер вздрогнула, подняла голову и удивленно переспросила:– А разве этого мало?– Келлер… ты ведь была ребенком. И никому не хотела зла. Просто произошел несчастный случай. Ты напрасно винишь себя.– Нет, не напрасно. Если бы я не поддалась инстинктам…– Но это же нелепо. Обычные дети постоянно делают глупости. Ты станешь винить трехлетнего малыша, упавшего в бассейн, за то, что взрослый человек утонул, спасая его?Келлер доверчиво положила голову ему на плечо:– Конечно, не стану.– Тогда почему ты упрекаешь себя за то, в чем нет твоей вины?Келлер не ответила, но ей показалось, будто с ее плеч свалилась тяжкая ноша. Гален не винит ее. Может, он прав? Келлер всегда раскаивалась, всегда помнила о случившемся, но, выходит, ей нечего стыдиться.Она покрепче обняла его. Спасибо тебе, – произнесла она мысленно. О, Келлер… Ты замечательная! Ты… само совершенство. Несколько минут Келлер молчала, а потом мысленно обратилась к любимому: Гален, когда придет время, выбери облик какого-нибудь доброго животного. А я думал, ты считаешь, что каждый оборотень должен быть воином, – откликнулся он еле слышно. Некоторым это ни к чему. И она растворилась в его объятиях.Целую вечность они точно купались в мягком, золотистом сиянии. Оно окружало их, проникало в них, объединяло. Иногда Келлер не могла отличить мысли Галена от собственных. Знаешь, я часто пишу стихи, – признался он. – Вернее, пытаюсь писать. Моим родителям это не по душе, они даже стыдятся. Вместо того чтобы стать хорошим охотником, их сын сочиняет какую-то чушь. Я часто вижу один страшный сон, – рассказывала Келлер. – Я стою на берегу океана, вижу волну высотой в сотню футов, знаю, что она приближается и что мне ни за что не спастись. Ведь тебе известно, что все кошки боятся воды. Наверное, в этом все дело. А я постоянно думаю о том, каким животным быть забавнее всего. И всегда выбираю какую-нибудь птицу. Ничто не сравнится с умением летать! Мне всегда приходилось скрывать от приемных матерей, как мне нравится точить когти. Я считала себя очень хитрой, потому что прятала разодранные мною чулки. Но однажды я не удержалась и разорвала шторы, и об этом узнали все. Разговор продолжался бесконечно. Келлер увлеклась им, тихо радуясь близости Галена и тому, что ей незачем прятаться, притворяться или защищаться. Она впервые поняла, как приятно быть самой собой.Гален знает, кто она, он принимает ее такой, какая она есть. Полностью. И он любит ее, восхищается ее красотой, и ему близка ее душа.Их нежная взаимная любовь потрясла Келлер.Ей хотелось, чтобы так продолжалось вечно.Но им уготована другая судьба. Грядет событие, о котором сейчас не хотелось думать. И все же мысли о нем прорывались сквозь теплое сияние, окружавшее их.Мир… Кроме них, существует еще целый мир. И этот мир в опасности! Забывать об этом нельзя. Гален… Да, я помню. Очень медленно и неохотно Гален выпрямился, отстранил ее. Но убрать руки с ее плеч он не смог. Они долго стояли, глядя друг другу в глаза.Как ни странно, телепатический контакт при этом не прервался. Они по-прежнему читали мысли друг друга, видели их отражение в глазах. Больше такое никогда не повторится, – сказала Келлер. Знаю. – Он прекрасно понимал, что сейчас, сию минуту все изменится. Нам нельзя больше говорить об этом, нельзя даже оставаться вдвоем. Это несправедливо по отношению к Илиане. Мы попытаемся забыть друг друга и продолжать жить. Знаю, – повторил Гален. Келлер удивлялась его смирению, пока не обнаружила, что на его глаза навернулись слезы. – Келлер, это я во всем виноват. Если бы я не был принцем Первого Дома… Мы никогда не встретились бы. А это еще хуже. – Правда? – спросил он вслух, словно нуждался в подтверждении. Да, – мысленно отозвалась Келлер. – Гален, как я рада, что мы встретились! Рада, что познакомилась с тобой. И если мы выживем, буду помнить об этом всю жизнь. Он снова заключил ее в объятия.
– Мы придумали, босс, – объявила Уинни.Ее глаза сверкали. По сравнению с ней Нисса выглядела почти спокойной.– Что? – спросила Келлер.Она не утратила остроты восприятия, несмотря на ночь, проведенную без сна. Они с Галеном засиделись до утра, читая свитки, дабы убедиться, что ничего не упустили. О своей находке они уже рассказали остальным.Уинни лукаво улыбнулась:– Мы придумали, как защитить Илиану в субботу на вечеринке. Все обдумали, способ верный!«В любом плане есть недостатки», – подумала Келлер, но вслух попросила:– Рассказывай.– Вот что мы решили: поставим защиту вокруг всего дома Эштон-Хьюзов, такую же, как защита, воздвигнутая бабушкой Харман, – самую крепкую, на которую только способен Рассветный Круг. Но поставить защиту надо немедленно, как можно раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51