В чем ты хоть едешь? И где это, далеко?
- В Калужской области, - я, отвечая, разулся.
Мы с мамой прошли на кухню, где она накрыла стол.
Пока я обедал, мать поведала мне о событиях из семейной хроники наших
родственников - кто женился, кто родил, кто приболел, кто в командировке
- жизнь шла своим чередом.
- У вас-то как? - мама пододвинула поближе ко мне тарелку с капустой.
Я не знал, что отвечать:
- Могло быть лучше, ма. Что-то не получается, не складывается... И,
видно не сложится...
- Верно говорят, что беда не ходит одна, - вздохнула мать. - Я и сама
вижу, что плохо у вас, да чем же помочь? Я тебе вот что скажу, сынок.
Никто, кроме вас, в ваших делах не разберется. А жизнь вдвоем пройти не-
легко, сын, ох, как нелегко... Не хотела тебе рассказывать, но ты уже
взрослый у меня, поймешь. Отец твой тоже не сахар, а ведь прожили вмес-
те, считай, три десятка. Временами и вправду казалось, все кончено. Осо-
бенно, когда запил он у нас. Ну, не в прямом смысле, а каждый день домой
пьяный приходил. Ты, наверное, не помнишь, ты тогда первоклассником
стал. Ругалась я с ним, тебя забирала и из дома уходила к тетке своей, к
Нине, а потом решила развестись насовсем. Обдумала, что да как, да как
мы с тобой одни жить будем. А что поделаешь? Судьба такая. Но расстаться
надо было по-человечески, да и жалко мне было Сережку, и убедиться я
должна была, что потерял он уважение к нам с тобой, что разлюбил нас.
Вот и завела я его в первое же воскресенье будто ненароком в сад "Эрми-
таж". Сели мы с ним на скамеечке, почти на такой же, на какой мы не раз
сиживали, когда любовь наша была в самой силе, и сказала ему тихо, без
крика, что зла на него не таю, но жить вместе больше не могу, что нельзя
из-за водки проклятой портить жизнь жене и сыну, и что прошу его прос-
тить меня, если виновата, и что прощаю его... Ты же знаешь нашего отца,
характер у него крутой, а тут вижу слезы у него на глазах. Как у
мальчишки.
- Ты не волнуйся, ма, - ласково сказал я.
- Как же не волноваться-то? Сам посуди. Время-то какое: война только
кончилась, голод, жить негде... Тут Сережа и не выдержал, все рассказал
мне. Оказывается, на работе повздорил он в отделе кадров с незнакомым
мужчиной. Сергею-то все невтерпеж, что-то ему выяснить надо было про
свой цех в этих кадрах, а незнакомец в разговор вмешался, стал совето-
вать что-то, Сергей и отбрил его. Тот только фамилию у Сережи спросил,
недобро так спросил, и вышел. А через некоторое время Сережу сняли с на-
чальников цеха, до помощника мастера понизили. И не объяснили ничего.
Наш пошел было выяснять, да ему посоветовали, сиди, не рыпайся, еще спа-
сибо скажи, что так легко отделался. Вот и начал наш батя зашибать. Ду-
рашка... - мать покачала головой, - нет, чтобы прийти да поделиться со
мной, нет, ему, видите ли, стыдно было. Гордыню свою усмирить не мог.
Вот от этого и случается все, сынок, от гордыни, чаще всего от нее, от
греха этого смертного рушатся семьи и несчастья личные происходят. Гос-
поди, твоя сила...
Мать тяжело вздохнула.
- А ты хитрая, ма, - улыбнулся я. - Отца в сад заманила, продумала
все, как режиссер настоящий.
- Скажешь тоже, режиссер, - отмахнулась мать. - Но соображать-то на-
до. Одно дело, наговорил сразу с три короба, тебе вроде бы и легче, все
сказал, а другое дело, понял ли тебя тот, с кем ты говори? Ну, ладно,
хватит об этом, тебе еще ночь в автобусе маяться. Знаешь что, приляг на
диванчике, отдохни перед дорогой, сынок.
Я разомлел после домашнего обеда, с удовольствием растянулся на дива-
не, закрыл глаза и уже в полусне слышал, как мать, тихо приговаривая,
укрыла меня одеялом, подоткнула везде, чтобы не дуло, и легко провела
ладонью по моему лицу, разглаживая морщинки, снимая усталость. Так может
гладить только мама...
Хранительница нашей семьи... Была бы Тамара такой же...

Глава тридцать вторая


--===Северный ветер с юга===--


Глава тридцать вторая
И покачнулась, поплыла Москва в окне ночного автобуса. В разворотах
прокрутились площади, потянулись улицы, освещенные рядами фонарей, пока,
наконец, не замелькали снежные барханы придорожных сугробов.
Все бежало назад, все летело назад и в монотонном ритме дороги чуди-
лось, что это не я еду куда-то в ночную тьму, а все, что попадало в свет
фар нашего автобуса, бежит назад, в Москву, туда, где остались дом, дис-
пансер, работа, киностудия, Тамара, мои друзья и мои сопалатники. И сно-
ва, как и тогда, в первый день пребывания в диспансере, я ощутил, что
откололся очередной айсберг моего прошлого и начал таять в пучине време-
ни.
...а снег опять летит с утра и так снежинок белых много, что в белом
лес и уходящая дорога, и заметает снегом след, что вел к тебе, а вот
сейчас уводит, меня по лесу хороводит, плутает сон мой в трех соснах и
странный страх бродягой бродит...
...что в белом лес и уходящая дорога... что в белом лес и уходящая
дорога... Всю ночь мы качались навстречу метели пока не рассвело, вот
молоком залило черноту неба, а попозже засиял ясный синеокий день.
Въехали в одноэтажный низкорослый город, каких немало пораскидано по
Руси : ни одной прямой линии - горбатые улицы, осевшие дома, покосившие-
ся заборы. Дали круг и встали на площади, заезженной и исхоженной вдоль
и поперек. Сюда же пришел чуть позже и автобус из санатория, в котором
шумно расселись жители окрестных деревень - мужики в сапогах и полушуб-
ках, бабы в платках и валенках. Только что они беспокойно толпились на
площади, ожидая автобуса, брали его штурмом, а после того, как оказа-
лось, что места всем хватит и теперь уж точно, что через час-другой все
попадут по домам, в автобусе воцарилось мирное настроение, согретое к
тому же солнцем, хрустально смеющимся сквозь заиндевевшие окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55