Это было… это было подлой игрой!Ему было забавно, но он сказал:– Я знаю. Правда, так некрасиво с моей стороны, и я совершенно искренне вам сочувствую. Это должно быть очень неприятно, когда тебе платят той же монетой. И ужасно то, что я ощущаю, как быстро это входит у меня в привычку. Я уже придумал еще одну правдоподобную ложь про вас, если вы соберетесь и дальше отрицать, что вы моя подопечная.– Я думаю, вы просто отвратительны, – горячо произнесла она. – И если вы немедленно не скажете мне, куда мы едем, я выпрыгну из вашей ужасной коляски и, вполне возможно, сломаю ногу. Тогда вы пожалеете!– Да, конечно, это должно быть немного утомительным – быть вынужденным везти вас в Лондон с ногой в шине, но, с другой стороны, вы не сможете снова от меня убежать, не так ли?– Лондон? – воскликнула она, игнорируя остальное.– Да, Лондон. Однако мы собираемся переночевать в Кимболтоне.– Нет! Нет! Я не поеду с вами! Он уловил нотку паники и тотчас же сказал:– Я везу вас в дом моей сестры, поэтому не будьте гусыней, Аманда! Паника улеглась, но она снова и снова уверяла, что не поедет с ним, и нисколько не смирилась со своей судьбой, когда он сказал, что там она познакомится с его племянниками и племянницами. У нее было довольно ясное представление, что будет дальше. Миссис Уэтерби будет обращаться с ней, словно она скверный ребенок; ее отправят в классную комнату, где гувернантка получит указание не спускать с нее глаз; сэр Гарет узнает от Нейла ее фамилию; и она с позором будет доставлена домой, потерпев неудачу как в достижении своей цели, так и в доказательстве дедушке, что она совершенно взрослая и способная женщина. Глубочайшее уныние охватило ее душу. Сэр Гарет намерен не давать ей ни малейшей возможности удрать от него во второй раз, а если и удастся, опыт научил ее, что очень мало смысла в бегстве, если не знаешь определенно, куда бежать. Она чувствовала себя побежденной, усталой и очень оби-женной; и всю остальную дорогу отказывалась даже рот открыть. В Кимболтоне был всего один постоялый двор, и это было маленькое и старомодное строение. Он не обещал какого-либо необыкновенного удобства, но обладал одной чертой, мгновенно расположившей сэра Гарета в его пользу. Подъехав к передней двери и осмотрев его критическим взглядом, он увидел, что все окна имеют мелкий оконный переплет. Это обстоятельство решило для него проблему, занимавшую его мысли несколько миль. Сэр Гарет не забыл историю с вязом. Хозяин, с первого взгляда узнав в неожиданных гостях знать, был весь угодливость и вежливость; и если сначала он подумал, что со стороны такого заметного джентльмена, как сэр Гарет, странно везти свою подопечную в путешествие в открытой коляске и без горничной, очень скоро он выбросил всякие недостойные подозрения из головы. В поведении сэра Гарета ничто не указывало на любовника, а что касается юной леди, у нее, похоже, был приступ уныния. Аманда не пыталсь отрицать, что она подопечная сэра Гарета. Как бы мало ни знала она о жизни, она хорошо осознавала неприличие своего положения, будучи тщательно инструктирована о правилах, руководящих поведением молодых дам в обществе. Было позволительно, хотя и слегка смело, ехать с сэром Гаретом в открытой коляске; поездку с мистером Тилем в закрытом экипаже тетя Аделаида заклеймила бы как фривольность, в то время, как появиться в гостинице в обществе джентльмена, абсолютно не являющегося ее родственником, – поступок настолько предосудительный, что превосходит всякие границы. Аманда принимала это как само собой разумеющееся, но совершенно не была смущена своим затруднительным положением. Ни одно из смутных ощущений тревоги, которые охватили ее в экипаже мистера Тиля, не возникло в ней; и ей ни на мгновение не пришло в голову, что сэру Гарету, каким бы он ни был отвратительным, нельзя полностью довсрять. Впервые столкнувшись с ним, она была удивлена узнав, что такой очаровательный и представительный человек может быть дядей; теперь она вряд ли удивилась бы, открыв, что он двоюродный дедушка; и ощущала в его обществе не больше gene* (смущение (фр.) – прим. перев.), чем если бы он был ее дедушкой. Однако в глубине души она знала, что ее личное мнение – а именно, что его присутствие не только не вредит ее репутации, но придает всему приключению унылую респектабельность, – не будет разделено вульгарным большинством, поэтому она промолчала, когда он говорил с хозяином о своей подопечной, но воспользовалась первой подвернувшейся возможностью указать ему на ужасное неприличие его поведения. Являя собой картину оскорбленной добродетели, она объявила с большим удовольствием, что теперь погублена. Сэр Гарет ответил, что она забывает о Джозефе, и посоветовал ей вместо того, чтобы говорить чепуху, не позволять своему приятелю затачивать крошечные коготки о полированную ножку кресла. После такой бессердечной дерзости только и следовало ожидать, что сопровождая своего покровителя вниз в кофейню, Аманда сделала это с видом христианской мученицы. Хозяин рассыпался в извинениях за невозможность предоставить сэру Гарету отдельную гостиную. Единственная, имеющаяся в «Белом льве», была уже занята пожилым джентльменом, страдающим подагрой, и хотя хозяин явно считал, что сэр Гарет более ее достоин, он сомневался, разделит ли джентльмен с подагрой его точку зрения. Но сэр Гарет, хотя и рассудительно заглушил внезапную заботу Аманды о ее девичьей скромности, гораздо лучше осознавал опасность ее положения, чем она, и не хотел добавлять к ненормальности этого путешествия обед с ней в отдельном зале. Хозяин, обрадованный такой его сговорчивостью, заверил, что все возможное внимание будет приложено для обеспечения его комфорта, и добавил, что поскольку в гостинице есть еще только один гость – очень спокойный молодой джентльмен, он может не опасаться, что его подопечная окажется в шумном обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90