– У вас есть какие-нибудь вопросы? – спрашиваю я, глядя на него снизу вверх и ощущая, какой он высокий. – Может, вы хотите что-нибудь узнать, прежде чем подпишете? – говорю я, все-таки из самозащиты пуская в ход мой особый голос.Сначала он недоумевает, затем находит мои слова забавными:– Зачем? Или у вас есть для меня еще какие-то ответы?– Это же нечестно, – предупреждаю я его сурово. – Вам навязали важную секретную информацию. Не по вашей воле. Но вычеркнуть ее из памяти вы не можете. Вам известно достаточно, чтобы обречь на гибель мужчину, а может быть, и женщину. Это причисляет вас к определенной категории. И накладывает на вас обязательства, от которых вам никуда не уйти.И, помилуй меня, господи, я снова думаю о Ханне. Он разбередил во мне всю связанную с ней боль, словно рана была совсем свежей.Он пожимает плечами, сбрасывая с себя это бремя.– Я ведь не знаю, что, собственно, я знаю, – говорит он.В дверь стучат.– Дело в том, что они, возможно, захотят сообщить вам еще что-то, – говорю я, вновь смягчаясь, стараясь, чтобы он понял, как близко к сердцу я принимаю его судьбу. – То, что вы уже знаете, возможно, лишь начало того, что вы, как им хотелось бы, должны для них выяснить.Он подписывает. Не читая. Не клиент, а просто кошмар. Так он мог бы подмахнуть собственный смертный приговор – даже не поинтересовавшись, с полнейшим равнодушием. Они стучатся, а мне еще надо засвидетельствовать его подпись.– Спасибо, – говорит он.– За что?Я убираю ручку. Попался, думаю я с ледяным торжеством, а Клайв и прочие строем входят в комнату. Скользкий субъект, но я добился, чтобы он подписал.Но другой части моей души стыдно и почему-то тревожно. Словно я запалил костер в нашем лагере и неизвестно, куда распространится огонь и кто его погасит.* * *Единственное достоинство следующего действия – краткость. Мне было жаль Боба. Он не был ни двоедушным, ни тем более ханжой. Его было видно насквозь, но это еще не преступление, даже в мире секретных служб. Он был скроен скорее по мерке Неда, чем Клайва, и методы Службы были ему ближе, чем методы Лэнгли. Когда-то Лэнгли насчитывало много таких, как Боб, и от этого только выигрывало.– Барли, а вы имеете хоть малейшее представление о сути материала, полученного от источника, которого вы называете Гёте? Представляете себе, так сказать, общий его смысл? – неловко спросил Боб, пуская в ход свою широкую улыбку.Я вспомнил, что Джонни уже задавал похожий вопрос Ландау. И обжег пальцы.– Откуда? – ответил Барли. – Я ведь этого материала вообще не видел. Вы же сами мне не дали.– А вы совершенно уверены в том, что Гёте никак заранее вам не намекнул? Он ничего вам не шепнул, как автор – издателю, о том, что именно он, возможно, когда-нибудь вам передаст, если оба вы сдержите слово? Кое-что сверх того, о чем вы, по вашим словам, беседовали в Переделкине в общих чертах? То есть об оружии и несуществующих врагах?– Я рассказал вам все, что помню, – сказал Барли, растерянно покачав головой.Как и Джонни до него, Боб начал заглядывать в папку у себя на коленях. Но только чтобы скрыть собственную неловкость.– Барли, во время своих шести поездок в Советский Союз за последние семь лет вы установили какие-нибудь контакты, пусть и мимолетные, с противниками войны, диссидентами или другими неформальными группами того же рода?– А что, это преступление?Вмешался Клайв:– Будьте добры, отвечайте на вопрос.Как ни странно, Барли послушался. Порой Клайв был так мелок, что задеть Барли не мог.– Встречаешься с разными людьми, Боб. С джазистами, с редакторами, интеллектуалами, журналистами, художниками – так что вопрос бессмысленный. Извините.– Тогда я сформулирую его по-другому: знакомы ли вы с какими-нибудь борцами за мир здесь, в Англии?– Понятия не имею.– Барли, знали ли вы, что два члена блюз-оркестра, в котором вы играли между семьдесят седьмым и восьмидесятым годами, принимали участие в кампании за ядерное разоружение и в некоторых других в том же духе?Барли, казалось, был озадачен, но и чуть-чуть обрадован:– Неужели? И как же их фамилии?– А вас очень поразит, если я отвечу: Макси Бернс и Берт Уандерли?Ко всеобщему удовольствию (если не считать Клайва), Барли разразился веселым смехом.– О господи! Боб, да при чем тут борьба за мир? Макси был ярым коммунистом. Будь у него бомба, он бы взорвал парламент с обеими палатами. А Берт в это время нежно держал бы его за руку.– Насколько я понимаю, они гомосексуалисты? – сказал Боб с улыбкой бывалого человека.– И еще какие! – благодушно согласился Барли.Тут Боб с явным облегчением закрыл свою папку и взглядом дал понять Клайву, что он кончил, и Нед предложил Барли выйти подышать воздухом. Уолтер направился к двери и приглашающим жестом распахнул ее. Видимо, он требовался Неду для контраста. По собственной инициативе он ни на что подобное не решился бы. Барли поколебался, затем схватил бутылку виски и сунул ее в один карман куртки, а стакан – в другой. (Подозреваю, он хотел нас шокировать.) Экипировавшись таким образом, он неторопливо последовал за ними, покинув нас троих в полном молчании.– Вы ему задавали вопросы Рассела Шеритона? – спросил я Боба достаточно дружелюбным тоном.– Рассел слишком высоко взлетел и теперь такими мелочами не занимается, Гарри, – ответил Боб с явной неприязнью. – До Рассела теперь рукой не достать.Борьба за власть в Лэнгли оставалась тайной даже для тех, кто принимал в ней участие, и уж, конечно (как мы ни притворялись, будто это совсем наоборот), для наших баронов с двенадцатого этажа. Но в этом бурлении и перетасовках имя Шеритона часто мелькало, как имя того, кому, вероятнее всего, удастся взобраться на вершину кучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131