Этот человек напоминал ходячий Израиль.Квартира состояла из трех комнат и кухни. Они быстро все осмотрели. Никого. И никаких трупов.– Что-нибудь пропало? – спросил Майрон.Бренда раздраженно взглянула на него.– Откуда мне знать, черт побери?– Я хочу сказать, что-нибудь явное. Телевизор на месте. Видик тоже. Как, по-твоему, здесь побывали грабители?Она оглядела гостиную.– Нет. На грабеж не похоже.– Кто бы мог здесь побывать и зачем?Она покачала головой, удрученно оглядывая хаос.– Хорас прятал здесь где-нибудь деньги? В банке с мукой, например, или под паркетом?– Нет.Они зашли в спальню. Бренда открыла стенной шкаф и минуту стояла молча.– Бренда?– Из одежды многого нет, – тихо произнесла она. – И чемодана.– Уже хорошо, – заметил Майрон. – Это может означать, что твой отец сбежал. Тогда меньше шансов, что он попал в беду.– Все равно неуютно, – произнесла, словно пожаловалась, девушка.– Почему?– Точно так было, когда ушла моя мать. Я все еще помню, как папа стоял, уставившись на пустые плечики.Потом они заглянули в маленькую спальню.– Твоя комната?– Да, это моя комната, хотя я редко здесь бывала.Глаза Бренды остановились на прикроватном столике. Она вскрикнула, кинулась к нему и начала рыться в ящиках.– Бренда?Она продолжала лихорадочно рыться, глаза ее горели. Через пару минут девушка бросилась в спальню отца, потом в гостиную. Майрон следовал за ней.– Они исчезли, – произнесла она.– Что?Бренда взглянула на него.– Письма моей матери. Кто-то их взял. Глава 4 Майрон припарковал машину напротив общежития Бренды. Кроме коротких указаний, куда ехать, девушка всю дорогу молчала. Майрон ни о чем не спрашивал. Остановив машину, он повернулся к Бренде, которая упорно продолжала смотреть вперед.Кирпичные строения Рестонского университета окружали зеленые лужайки и огромные дубы. Студенты все еще носили цветные шейные платки, а профессора в твидовых пиджаках – длинные волосы и кустистые бороды. Все здесь дышало чистотой, верой в несбыточное, юностью и страстью. В этом-то и была прелесть такого университета: студенты обсуждали вопросы жизни и смерти в обстановке, столь же изолированной, как Диснейленд. Реальность не имела никакого отношения к уравнениям. И это было нормально. Так и должно было быть.– Она взяла и уехала, – произнесла наконец Бренда. – Мне было пять лет, а она уехала и оставила меня с ним.Майрон решил дать ей выговориться.– Я ее хорошо помню. Как она выглядела. Как от нее пахло. Как она приходила с работы такой усталой, что еле держалась на ногах. Мне кажется, за последние двадцать лет я говорила о ней всего несколько раз. Но думаю о ней ежедневно. Все хочу понять, почему она от меня отказалась. И еще – почему я до сих пор о ней тоскую. – Девушка подняла руку к лицу и отвернулась. – А ты хорошо умеешь это делать, Майрон? – спросила она после долгого молчания. – В смысле – расследовать?– Думаю, что да.Бренда взялась за ручку дверцы и нажала на нее.– Ты можешь найти мою мать? – Не дожидаясь ответа, она вышла из машины и бегом поднялась по ступенькам.Майрон смотрел, как она исчезла в здании колониального стиля. Потом включил зажигание и поехал домой.Майрону удалось припарковаться на Спринг-стрит как раз напротив дома, где была мансарда Джессики. Он по-прежнему называл так свое новое жилище, хотя уже несколько месяцев как переехал туда и платил половину аренды. Странно иной раз судьба распоряжается.Майрон поднялся на третий этаж, открыл дверь и сразу же услышал голос Джессики.– Работаю, – крикнула она.Он не слышал пощелкивания клавиш компьютера, но это ничего не означало. Майрон прошел в спальню, притворил дверь и проверил автоответчик. Когда Джессика работала над книгой, она не подходила к телефону.Он нажал кнопку.«Привет, Майрон. Это мама. (Как будто бы он не узнал ее голос.) Господи, до чего же я ненавижу эту машину. Почему она не снимает трубку? Я знаю, что она дома. Разве так трудно человеку снять трубку, поздороваться и запомнить, что надо передать? Если я в офисе и звонит телефон, то всегда снимаю трубку. Даже если очень занята. Или поручаю секретарше записать сообщение. Но только не машине. Не люблю я машин, ты же знаешь, Майрон. – В таком духе она продолжала несколько минут. Майрон с тоской вспомнил былые дни, когда на автоответчиках стояли ограничители времени. Прогресс иногда бывает во вред. Наконец мать начала выдыхаться. – Я позвонила, просто чтобы поздороваться, милый. Поговорим позже».Первые свои тридцать с лишним лет Майрон прожил со своими родителями в пригороде Ливингстона – Нью-Джерси. Младенцем он обитал в маленькой детской наверху слева. С трех лет до шестнадцати – в спальне наверху справа. С шестнадцати и до настоящего времени, исключая последние несколько месяцев, он обретался в подвале. Не все время, разумеется. Четыре года жил в Дьюке, в Северной Каролине, летние месяцы проводил на баскетбольных сборах, иногда ночевал у Джессики или Уина на Манхэттене. Но настоящим домом всегда считал родительский. Это был его собственный выбор, хотя какой-нибудь дотошливый психоаналитик мог бы предположить наличие у Майрона мотивов, глубоко спрятанных в подсознании.Все переменилось несколько месяцев назад, когда Джессика предложила переехать к ней. Джессика редко делала первый шаг, он в этом давно убедился и поэтому обалдел от счастья, даже голова пошла кругом, и одновременно был слегка напуган. Страх не имел ничего общего с его нежеланием брать на себя ответственность – эта фобия была скорее присуща Джессике: Но в прошлом в их отношениях бывали тяжелые периоды, и попросту говоря, Майрон не хотел бы еще раз пережить нечто подобное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13