И, так как первый опрос не дал никаких результатов, стал набирать домашний номер суперинтенданта. Было ровно шесть часов вечера, и тот наверняка слушал по радио новости.
Резник оказался прав.
– Слышал, ваша команда не проиграла. Для начала сезона и это неплохо, Чарли, – отозвался Джек Скелтон.
– У меня служебный вопрос, сэр.
– Как всегда, слишком много работаете. Мне это не нравится.
– Разрешите доложить, сэр, – официально обратился Резник и рассказал о пропавшей девочке.
Какое-то время Скелтон молчал. Резник слышал голос диктора по радио и накладывающийся на него голос женщины – жены или дочери.
– Прошло пять часов, Чарли. Во всяком случае, это не такой уж большой срок.
Конечно. Ребенку могли надоесть качели, она решила пойти поискать бабушку и потерялась. Чьи-нибудь родители, увидев, что девочка одна, забрали ее вместе со своими детьми и угостили пирожными с кока-колой или показали по видео мультяшки, в которых динозавры жестоко сражаются друг с другом, а ребятишки смеются до слез. Она могла даже сидеть в кафе «Савой», немного выше по дороге, с ручками, липкими от попкорна, искренне радуясь дню рождения своей подружки. Все это было возможно.
Но существовал и другой набор возможностей…
Ни Резнику, ни Скелтону не было необходимости высказывать вслух то, о чем они с тревогой думали.
– Вы будете говорить с ее родителями, – без вопросительной интонации произнес Скелтон.
– Прямо сейчас.
– Потом позвоните мне.
Резник опустил на пол кота, который забрался ему на колени и которому он машинально чесал за ушами, и направился к двери.
На улице уже темнело. Кое-где зажегшиеся огни в окнах многоквартирного дома, создавали иллюзию нерешенного кроссворда. Резник свернул с главной дороги, проехал мимо гаража и кинотеатра и припарковал машину у тротуара за поворотом. Крутившаяся здесь группка подростков, старшему из которых было не больше четырнадцати, испарилась при его приближении. Он был приятно удивлен, обнаружив, что лифт работает, и совсем не удивился резному запаху мочи в подъезде и признаниям в любви и ненависти, начертанным на стенах.
Дверь в квартиру № 37 была наполовину закрашена тусклой зеленой краской. Причем красили ее почему-то снизу вверх и, когда кончилась краска или пропал интерес, бросили работу на середине.
Резник позвонил и, не будучи уверен, что звонок работает, постучал по двери висящим на одном гвозде почтовым ящиком.
Негромкий смех из работающего телевизора стал еще тише.
– Кто там?
Резник отступил назад, чтобы его могли лучше рассмотреть через дверной глазок, и приблизил к нему служебное удостоверение.
Глядя через глазок, Эдит Саммерс увидела слегка искаженное увеличением широкое лицо высокого полного мужчины в расстегнутом плаще. Плохо завязанный узел полосатого галстука опустился ниже места на вороте рубашки, где когда-то была пришита пуговица.
– Инспектор-детектив Резник. Я хотел бы поговорить с вами о Глории.
Два поворота ключа, звякнувшая цепочка, резкий щелчок задвижки замка.
– Миссис Саммерс?
– Вы нашли ее?
– К сожалению, нет. – Резник медленно покачал головой. – Еще нет.
Плечи женщины опустились, видимо, постоянное ожидание и исчезающая надежда полностью лишили ее сил. Ее глаза покраснели и воспалились от слез. Она потерянно стояла в дверях квартиры и смотрела на Резника, надломленная виной за случившееся.
– Вы миссис Саммерс?
– Да, Эдит Саммерс.
– Вы разрешите войти?
Она отступила назад и через небольшую прихожую провела его в гостиную. Здесь стояли работающий телевизор, аквариум с золотыми рыбками, фотографии в рамках. На экране телевизора длинноволосый ведущий в смокинге заставлял пожилую пару мучительно искать ответы на его каверзные вопросы ради приза – двухкамерного холодильника. В углу комнаты, под квадратным столом с позолоченной окантовкой, лежал зеленый пластиковый пакет, из которого торчали руки и головы нескольких кукол.
– Вы – бабушка Глории?
– Да, я воспитываю ее.
– А ее мать?
– Она живет со мной.
– Мать?
– Глория.
Резник пытался отвлечься от грохочущей музыки, несущейся из верхней квартиры и действующей на нервы.
– Вы видели кого-нибудь? – спросил он. – Никто не подходил к ней?
Она, не отвечая, смотрела на него, проводя пальцами по волосам, будто обтирая их. Резник сел. Она последовала его примеру. Теперь они оба сидели в одинаковых креслах с резными деревянными подлокотниками, обтянутыми материей спинками и мягкими сиденьями. Он подумал, не следует ли найти кухню и приготовить ей чай, и пожалел, что не захватил с собой Линн Келлог.
– Она всегда жила здесь со мной. Это я вырастила ее. Эдит Саммерс достала из кармана вязаной кофты пачку сигарет, щелчком выбила одну, взяла из коробки спичку, зажгла ее и затянулась.
– Мы с ней живем, как мать и дочь.
Она снова села, расправила на коленях просторную юбку автоматическим движением рук. Кофта, накинутая на ее плечи, была украшена витым черным шнуром, на ногах – выгоревшие красные домашние туфли без задников, к одной из которых прилепился кусочек белой шерсти. В ее черных, до плеч, волосах проглядывала седина. Резник подумал, что ей где-то между сорока и сорока пятью, как и ему самому.
– Кто-то забрал ее? Так?
– Мы этого не знаем.
– Какой-то подонок забрал ее.
– Нам пока ничего не известно.
– Вам вообще ни черта не известно! – Внезапный гнев опалил ей щеки. Быстрым поворотом рычажка она увеличила звук телевизора до предела, затем резко выключила. Ничего не объяснив, она выскочила из комнаты. Вернувшись через мгновение с щеткой на длинной палке, она изо всех сил стала стучать в потолок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87