Да здравствую я! Ура!»
Увы, никто не восхищался им, и он придумал способ, как ему восхищаться собой, – занялся самофотографированием. С утра до вечера Толик снимал себя в разных позах и в разных местах. Все стены комнаты он украсил своими автопортретами.
Настало время, когда он так раздулся, что в ненастную погоду остерегался выходить на улицу, чтобы его не унесло ветром, как надувной шар.
– По-моему, он свихнулся, – сказала однажды бабушка, – надо бы его опять к психоневропатологу.
– Какая ты стала неумная, – Толик снисходительно усмехнулся. – Я просто выдающийся человек, а ты от зависти мне этого простить не можешь.
– Марш в угол, грубиян! – очень громко и очень рассерженно крикнул папа Юрий Анатольевич. – И не смей выходить оттуда, пока…
– Странный ты, папа, – недоумённо перебил его Толик. – Где ты слышал, скажи, пожалуйста, чтобы выдающихся людей ставили в угол?
– Зато я слышал, что иных выдающихся людей давным-давно пора выпороть!
– Мне стыдно за вас всех, – устало и с сожалением произнёс Толик. – Вам бы радоваться за меня, а вы… – Он махнул рукой.
– Говорю я вам, что рехнулся парень! – авторитетно заявила бабушка.
– Какой ужас… – прошептала мама. – Два человека не могут справиться с воспитанием одного ребёнка!.. У всех дети как дети, а у нас… кошмар! Я учительница, все мои силы уходят на воспитание чужих детей, а моё собственное чадо… кошмар!
– Смешно и грустно, – озабоченно сказал Толик и посоветовал: – Вы должны мной гордиться. Вы не должны сводить с меня восхищённых глаз. Вы должны обожать меня, умиляться мной. В этом, только в этом ваше счастье.
Призадумались бедные родители и бабушка, пригорюнились. С очень огромной тоской вспоминали они те незабываемые дни, когда Толик был обыкновенным ребёнком.
А как-то ночью случилось немыслимое событие, такое немыслимое, что вся семья едва не угодила в больницу.
Часа в три ночи бабушка проснулась, потому что захотела пить. Она встала, сунула ноги в шлёпанцы и случайно взглянула на кровать, где спал внук.
Но вместо раздутого, шарообразного Толика, каким она уже привыкла видеть его в последнее время, лежал кто-то другой – худенький, нормальный мальчик.
Бабушка подошла поближе и вскрикнула. Перед ней лежал не кто-то другой, а именно её внук Толик, но именно такой, каким он был до того, как раздулся от гордости.
– На помощь! – позвала бабушка. – Спасите! Помогите! Ужас! Кошмар! – Она включила свет, взглянула на внука и крикнула ещё громче: – Караул! Толенька, Толенька, ты ли это? – спрашивала она, плача от радости и тормоша внука.
В комнату вбежали родители, застыли, изумлённые и обрадованные.
Толик проснулся, сел, улыбнулся совершенно нормальной улыбкой, какой улыбался когда-то, но потом, видимо, вспомнил, что он выдающийся, нехорошо, с презрением к окружающим усмехнулся и стал быстро-быстро толстеть-надуваться.
Примерно за три с половиной минуты он достиг прежних размеров и спросил:
– Пришли полюбоваться мной? Молодцы. Любуйтесь. Вам это должно быть очень приятно.
Бабушка, охнув, покачнулась, схватилась за сердце и упала в обморок. Не успел папа Юрий Анатольевич поймать её в воздухе, уложить на кровать, как мама тоже охнула, тоже покачнулась, тоже схватилась за сердце и тоже упала в обморок – прямо на руки Юрию Анатольевичу.
– Это они от восторга, – объяснил Толик.
– С ума сойти можно, – сказал папа. – Сойти с ума можно… Можно сойти с ума… с ума можно сойти…
– Не надо сходить с ума! – приказала, очнувшись, бабушка. – В больницу сходить надо! А то ещё, чего доброго, лопнет!
Толик задремал и на глазах у всех – вконец перепуганных родителей и бабушки – начал быстро-быстро худеть. Ведь во сне-то он забывал, что является выдающимся человеком!
Глава №18
Шпиончик №14 – лучший из двадцати восьми штук – ненавидит рядового Батона, но назначается с ним на важное задание
Бывший генерал, а ныне рядовой Батон работал на площадке молодняка, следил вместе с другими дежурными за отрядом шпиончиков.
Даже когда он был генералом, он и то боялся сюда заглядывать: шпиончики слушались только плётки и полковника Шито-Крыто, а в него, генерала, могли и плюнуть, и обозвать его как угодно, а если зазеваешься, то и ущипнуть.
А уж бывшему генералу они норовили сделать любую гадость – успевай отпрыгивать!
Шпиончики содержались в клетках из железных прутьев. Клетки стояли прямо на земле и никогда не чистились. С гигиеной тут дело было очень неважно.
Целыми днями шпиончики дразнились, ругались, ссорились, ни минутки не молчали, ни минутки не сидели на месте – перевёртывались через голову, ползали, бегали на четвереньках, раскачивались на руках, висели вниз головой, прыгали.
Кормили их раз в сутки непроваренной холодной кашей без масла, то недосоленной, то пересолёной, и, когда разносили пищу, шпиончики поднимали невообразимый писк-рёв-вой-визг.
Пить им давали только один раз в сутки – по стакану тухлой воды из болота.
Имён у шпиончиков не было, они просто значились под номерами – двадцать восемь штук. А перед началом учёбы в первом классе шпионской школы им давали клички, которые впоследствии становились фамилиями.
Пока же их учили только драться и ничему больше не учили. Дрались шпиончики два раза в день, а по субботам и воскресеньям – три раза.
Делалось это так. С клеток снимались висячие замки, и дежурный офицер с пистолетом в руке командовал:
– Приготовиться к драке!
От нетерпения шпиончики начинали скулить, цепко вцепившись руками и ногами в прутья. Не выдержав напряжения, шпиончики начинали трястись и рычать.
Звучала команда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84